Когда мы перешли на другую сторону улицы и направились к неоновой луне у входа в ресторанчик, вдали взревела сиреной машина «скорой помощи». В окно «Лунный свет» отнюдь не казался оживленным, но посетители в нем все же были. Дэниэл протянул над моим плечом руку, открыл дверь, придержал ее для меня, и мы вошли внутрь.
Из музыкального автомата лилась музыка давно минувших дней в духе звукозаписывающей компании «Мотаун». Окинув взглядом ресторанчик, я углядела за стойкой двух копов, пивших кофе. В кабинке в углу сидела парочка, судя по виду – на грани похмелья, и поглощала блины. Еще за тремя столиками тоже кто-то сидел, а в облаке пара за коридорным окошком, рядом с которым на зажиме висел единственный бланк заказа, виднелся повар. Никто из моих знакомых этим утром не работал.
– Гляди-ка, в нашей кабинке никого нет, – сказал Дэниэл, снимая капюшон.
Поскольку его шелковистые черные волосы под влиянием статического электричества прилипли к куртке, он переложил их через плечо вперед.
Он глянул на меня и рассеянно дернул себя за ухо:
– В подобных местах, где много шума и ужасная акустика, я хуже слышу. Все сливается в сплошной гул, особенно за столиками в общем зале. Поэтому я бы предпочел кабинку, тем более что там более приватно. Как тебе мысль? Нормально?
Я кивнула, скользнула на скамью и уткнулась носом в меню, засунутое между окном и подставкой для салфеток. А когда несколько мгновений его поизучала, Дэниэл медленно опустил его пальцем, чтобы видеть мое лицо:
– Знаешь, что тебе надо взять?
– Извечные картофельные оладушки?
Здесь они были самым дешевым и лучшим блюдом.
– Плюс пирог.
– Но ведь сейчас нет и пяти утра, – скривила я лицо.
Уж что-что, а это я знала. Он был любимым блюдом мамы. Испеченным в «Лунном свете» пирогом она лакомилась почти каждый день. Придя сюда впервые после ее смерти и моего переезда в Бейнбридж, я съела его столько, что меня потом в туалете стошнило. И думаю, именно поэтому с того времени к нему больше не прикасалась. Порой у меня возникало ощущение, будто скорбь превратилась в туго натянутый канат и половину времени мне приходилось тратить на то, чтобы сохранять равновесие: падать с него я не падала, но и на другую сторону перебраться тоже не могла.
Дэниэл ткнул пальцем в черную доску с заголовком «Пирог дня» и выведенной мелом надписью:
Он с видом заправского повара чмокнул и растопырил пальцы:
– Слушай, а ты знаешь, что у них за стойкой есть обалденная печка, чтобы пирог всегда был горячий?
Это мне тоже было известно. Девчонкой я не раз помогала миссис Пэтти класть его туда в дождливые дни. Она всегда говорила, что подавать яблочный пирог холодным грех.
– Давай, Берди, – сказал он, – я-то себе точно возьму. Пирог на завтрак – лучший в мире! Это просто охренительно, ЧМС!
– Я вообще когда-нибудь смогу искупить это ЧМС? – проворчала я.
– Не-а. Я теперь использую это выражение при каждой возможности. Это же, нахрен, просто восхитительно.
К нашему столику подошла официантка лет восемнадцати – двадцати, остановилась и посмотрела.
– А, это опять вы, – сказала она, сунув карандаш за ухо, в крашеные клубнично-красные волосы.
Беджик на груди официально сообщал, что ее зовут Шондой, но над ним красовался еще один – с надписью «Капитан Кранч»[7]
.– Хотели в прошлый раз от меня смыться и оставить без денег?
Меня тут же охватило жгучее желание растаять прямо на диванчике и стечь под стол.
Что же до Дэниэла, то он лишь широко ей улыбнулся:
– Ах, Шонда, Шонда. Лучшая официантка «Лунного света». Да что там «Лунного света», бери выше, лучшая официантка всего Сиэтла. Ты же знаешь, это просто была ошибка. Разве я не хожу сюда постоянно вот уже несколько месяцев? Разве за это время не стал твоим любимым клиентом?
– У меня их много, любимых, которые надлежащим образом дают на чай, – бесстрастно ответила она.
– Принято, – засмеялся Дэниэл, – но в прошлом месяце это была
– Помню, – сказала она, – мне так думается, что от скандалов на почве любви народ сходит с ума.
– Не-а, не угадала, мы попросту коллеги, – быстро ответил на это Дэниэл, показал подбородком на доску с поляроидными снимками тех, кого в «Лунном свете» считали злодеями, и добавил: – Обещаю тебе, мы больше никогда не будем вести себя как придурки.
Она уставилась на него, уперев руку в бедро.