Лунный цветок

Лори стояла возле пруда с рыбками так тихо, как будто пыталась поймать рыбку. Одной рукой она держала свою любимую куклу, причем та висела на руке так, словно Лори держала рыболовную удочку. Через ворота, делая за раз только один осторожный шаг, двигалась пухленькая японская девочка, яркоглазая, серьезная и целеустремленная. Все ее маленькое существо было сосредоточено на протянутой кукле, и было ясно, что это — сильнейший магнит.

Ни Марсия, ни Лори не двигались, хотя однажды Лори смешно округлила глаза в сторону матери. Шаг за шагом ребенок в цветастом кимоно подходил с протянутой рукой к кукле. Она почти взяла ее в свои пухлые ручки, когда из дверей соседнего дома вышла ее мать. Чийо Минато бегом, крошечными голубиными шажками поспешила в ворота, чтобы подхватить на руки своего ребенка. Маленькая девочка тихонько разочарованно заплакала, а ее мать шикнула на нее и стала успокаивать.

Для Марсии это было уже слишком, она не могла согласиться с этим вторжением. Забыв о языковом барьере она спустилась по боковым ступенькам в сад, чтобы встретиться лицом к лицу с соседкой.

— Пожалуйста, позвольте ей остаться и поиграть с моей дочерью, — попросила она. — Лори одинока. Она только хочет поиграть с малышкой, она не обидит ее.

Молодая японка сама немного походила на куклу. Сегодня ее темно-синее кимоно было разукрашено розовыми цветами. Ее черные волосы были гладко зачесаны и собраны на затылке. В те дни многие молодые японки носили такие же прически, как и американки, но у этой молодой женщины волосы были прямыми и длинными. Ее тонкие черты были такими же прелестными, какими их запомнила Марсия и столь же лишенными выражения, как все лица на японских картинах.

— Вы меня не понимаете, да? — беспомощно спросила Марсия. — О, дорогая! Чотто матте, ку дасай — подождите минутку, пожалуйста.

Это была единственная фраза, которую она, наконец, запомнила. Женщина колебалась, и Марсия помчалась в дом за Суми-сан, которая говорила и понимала по-английски немного больше, чем призналась Марсии в день ее приезда,

Но к тому времени как она оторвала Суми-сан от домашней работы и привела ее в сад, Чийо Минато и ее ребенок исчезли, и ворота между двумя домами оказались закрытыми. Лори со слезами разочарования сидела на камне, держа свою куклу.

— Почему она такая злая? — плакала Лори. — Я бы не обидела ее малышку. Я бы позволила Томико поиграть с моей куклой. Зачем она ее забрала?

В недоумении Марсия повернулась к Суми-сан.

— Почему соседская крошка-сан не может здесь поиграть?

Суми-сан покачала головой и пробормотала что-то насчет лисы.

— Что за лиса? — спросила Марсия. — О чем вы говорите?

Суми-сан обеспокоенно бросила взгляд на дом позади них, как будто кто-то мог их слышать.

— Лиса — это очень плохой дух. Лиса попадает в леди. Делается очень плохо.

— Это неважно, Суми-сан, — сказала ей Марсия и отослала маленькую служанку назад в дом.

— Это бесполезно, Лори. Мне кажется, что на самом деле Суми-сан не понимает разницы между выдумкой и реальностью. Я боюсь, что тебе придется отказаться от мысли поиграть с соседскими детьми.

Вечером она рассказала об этом случае Джерому.

— Что имела в виду Суми-сан, говоря о лисе, попадающей внутрь женщины? И какое это имеет отношение к Томико и Лори?

Джером раздраженно покачал головой.

— Если ты начнешь размышлять о лисах, вселяющихся в женщин, и о тому подобных вещах, ты в них ничего не поймешь. Здесь, в Японии, все не так, как у нас. Не обращай внимания на чушь, которую говорит Суми-сан. Но Лори пусть играет в своем саду. Я уже говорил, что не желаю никакого общения с ближайшими соседями.

Ей пришлось довольствоваться сказанным, но она все же чувствовала неразумность этого требования. Хотя мужчина, Минато-сан, временами и, правда, вел себя странно. Вчера, когда они с Лори ходили на прогулку по холму, он подошел к воротам и мрачно смотрел на них, так же, как однажды смотрел с галереи. Другие соседи японцы были любопытны, любили расспрашивать — этого следовало ожидать — но в случае с Минато-сан она чувствовала нечто большее. Может быть, враждебность?

Она вежливо поклонилась ему и сказала:

— О — хайо гоазиназу.

Но он и глазом не моргнул и не ответил на ее «доброе утро». Ей хотелось рассказать о его поведении Джерому. Но, казалось, что любое упоминание о людях, живших на другой половине дома, беспокоило его, и она понимала, что он ничего ей не объяснит.

Инцидент заставил ее задуматься об Ичиро Минато и о том, чем он зарабатывает на жизнь. Он всегда дома, зачастую у него покрасневшее лицо, как будто он потреблял саке. Казалось, что у него нет никакого постоянного занятия. «Зачем Джером держит жильцов, если они ему неприятны?» — размышляла она. Она находила мало пищи для удовлетворения своего любопытства относительно Чийо, но она думала оней, и ей хотелось сломать языковой барьер.