Лунный ветер

Глупо было ожидать, что они мне поверят. Я бы на их месте тоже себе не поверила. С моей стороны было бы куда логичнее не вернуться, а вдобавок ещё натравить на них стражников.

И пусть даже я искренне готова была дать им то, что им требуется, в обмен на жизнь и свободу, — чем я смогу это доказать?

— Я не вру! Честное слово! — выпалила я, пытаясь перекричать этот смех, почему-то напомнивший мне о тявканье гиен; я никогда его не слышала, но по книгам представляла именно так. Тело напряглось, готовое в любой момент вырваться из державших меня рук, от смеха немного ослабших, и бежать. — Если вам нужна еда, деньги и одежда, я принесу их и не скажу о вас никому, клянусь! Я не знаю, за что вас осудили, быть может, вы отбывали наказание незаслуженно, так что, если вам удалось сбежать, я не собираюсь…

Звук выстрела раздался почти одновременно с тем, как державший меня странно дёрнулся. Смех, гоготавший над ухом, мигом захлебнулся, хохот остальных — с опозданием в секунду. Этой секунды хватило, чтобы я, не устояв на ногах, упала наземь вместе с тем, кто держал меня. Резко вырвавшись из безвольно обвисших рук каторжника, я зачем-то повернулась, чтобы взглянуть в его лицо.

Дыра в его лбу — прямо между глаз, широко и удивлённо открытых, — была такой маленькой и аккуратной, что скорее напоминала красные точки, какие рисуют себе индианки, чем след от пули.

Когда я, отползая подальше, посмотрела на остальных, Лорд уже стремительно и бесшумно вгрызался в ногу одного, заставив того завопить и рухнуть наземь. Реакция двух оставшихся кардинально различалась: первый, развернувшись, кинулся бежать, второй, с напильником, рванул к мистеру Форбидену. Тот приближался быстро и тихо, будто соткавшись из лесного сумрака, и встретил противника наведённым дулом револьвера, не сбившись с мерного шага.

После второго выстрела, прогремевшего под лесными сводами, ещё одним беглым каторжником на этой земле стало меньше.

Сидя на холодной земле, вжавшись спиной в сосновый ствол, я смотрела, как мистер Форбиден подходит к третьему. Я не ощущала ни страха, ни тошноты, ничего — казалось, все чувства исчезли, замёрзли. Лорд уже отскочил от своей жертвы, оскалив белую морду, выпачканную кровью; на клыках волка висели ошмётки ткани и чего-то омерзительно красного, а каторжник дёргался, пытаясь то ли уползти, то ли встать.

Когда мистер Форбиден, подойдя к нему почти вплотную, быстрым движением взвёл курок, несчастный замер… чтобы умоляюще протянуть руку к тому, кто уже направил ему в лоб дуло, зияющее жадной чернотой.

— Пощади, — прохрипел он.

Лицо мистера Форбидена осталось абсолютно бесстрастным. В нём не было ни злобы, ни ярости: белая фарфоровая маска без тени эмоций. И ни одна черта этой маски не дрогнула, когда палец её владельца нажал на спусковой крючок.

Эхо третьего выстрела ещё не утихло, и голова каторжника едва успела коснуться земли, а мистер Форбиден уже вновь взводил курок, поворачиваясь в ту сторону, куда побежал последний. Я едва различала серую спину силуэта, петлявшего между деревьями вдали, — но хозяин Хепберн-парка вытянул руку и прицелился, щуря один глаз так же спокойно, как тогда, в бальной зале. Словно целью его опять была карта, не живой человек.

Когда четвёртый выстрел разорвал лесную тишину, беглец упал.

Больше стрелять было не в кого.

Откинув полы сюртука, мистер Форбиден сунул револьвер куда-то за спину: видимо, спрятал за ремень брюк. Его руки не дрожали, в глазах не блестело раскаяние, и вместе с тем лицо не кривила злорадная улыбка, а с губ не сорвались торжествующие слова. Убийство четырёх человек не принесло ему ни горя, ни удовольствия; казалось, он сделал нечто совершенно обыденное, не более выдающееся, чем распитие чашки чая.

Подобие эмоций скользнуло на его лице лишь тогда, когда он, приблизившись ко мне, опустился на одно колено.

— Ребекка. — Мистер Форбиден взял моё лицо в ладони, скупым, но бережным жестом. Присмотревшись к щеке, на которую пришёлся удар каторжника, пристально заглянул в мои глаза. — Что они с вами сделали?

— Ударили, — прошептала я.

— И ничего больше?

Я молча кивнула. Рассказывать, что меня ощупывали, было незачем, да и тошно. Мне и сейчас страстно хотелось содрать с себя кожу, где будто горели места, которых касались грязные пальцы, и заменить новой.

Наверное, я должна была разрыдаться. Впасть в шоковое состояние. Должна была жалеть тех, кто теперь лежал на земле, или ощущать злую радость от того, что они мертвы… но не чувствовала ничего, кроме холода и пустоты.

Впрочем, когда мистер Форбиден подхватил меня на руки, прижав к себе, позволив уткнуться лбом в гладкую ткань на его плече, чтобы не видеть бездыханные тела, мне стало немного теплее.

— Идёмте, — сухо произнёс он, неся меня куда-то. — На сегодня свою долю жути вы получили.