Лунный зверь: История лис

— А-хо, А-хо, — бормотал он себе под нос. — Ни в жизнь мне не привыкнуть к этому имени. Я — Камио, а А-хо — это кто-то другой. Если я сменю имя, сам себе стану чужим. Меня окликнут, а я и ухом не поведу, заговорят об А-хо, а мне и невдомек, что речь идет обо мне. Нет, я не хочу впускать в себя дух другого лиса. — Он взглянул в глаза О-ха, посверкивающие в темноте. — Ты знаешь, я — это я, не А-хо. И ты не заставишь меня превратиться в него. Я Камио, лис из далекой страны. А А-хо мертв и сейчас разгуливает по Дальнему Лесу.

Пожалуй, в его словах много правды, признала про себя О-ха. Она все еще думает об А-хо. И сейчас, в полумраке, всякий раз невольно удивляется, услышав голос Камио, а не голос первого мужа. Ей так и не удалось совладать с тоской по А-хо, но, если она не опомнится, воспоминания разрушат ее настоящее.

— Прекратим спорить. Я согласна. Ты — это ты, а не А-хо. Я буду звать тебя А-камио.

— Нет, так тоже не годится. Меня зовут Камио, и не иначе. Впрочем, если хочешь, возьми себя имя О-комиа.

— Спасибо за одолжение. Только этого не хватало. Получается, мы с тобой делим нору, собираемся завести детенышей, но в глазах всего мира мы друг другу чужие. Что ж, если ты считаешь, так лучше, — будь по-твоему. В самом деле, имена — это одно, чувства — другое. Правда, я никогда не слыхала, чтобы лис отказывался изменить имя. Меня с детства приучали чтить законы и обычаи, и, конечно, мне не так просто объявить их ерундой. Если А-конкон узнает, что мы нарушили древний обычай, его удар хватит. Знаю, ты считаешь, я свихнулась на традициях, — вот погоди, встретишься с А-конконом, он тебе мозги вправит. Ну да ладно. Нам обоим надо отдохнуть.

Камио был только рад прекратить неприятный разговор. И они опять улеглись, соприкасаясь телами.

Наступила пора любви, и О-ха, к немалому своему удивлению, обнаружила, что не только А-хо способен доставить ей наслаждение. Камио оказался на редкость чутким, внимательным и нежным. Он так ласково покусывал ее за бок, зарываясь носом в мех, что возбуждение охватило ее задолго перед совокуплением, которое в конечном счете длится всего несколько секунд. Мех О-ха так наэлектризовался, что, когда они с Камио терлись друг о друга, между ними пробегали искры. Страсть переполняла лисицу, и пару раз она куснула Камио — охватившее ее чувство требовало выхода. Он испустил стон и прошептал, что в такие мгновения хочет ее еще сильнее.

Когда все было кончено, Камио три раза отрывисто тявкнул, потом взвизгнул, и в голове у О-ха пронеслось: кое-что на свете всегда остается неизменным. Довольные, ублаготворенные, они долго лежали, прижимаясь друг к другу и наслаждаясь своей близостью.

В мир пришла зима. Трава, посеребренная морозом, скрипела под лапами, и, вернувшись в нору с охоты, лисы долго возились, выкусывая лед, намерзший между когтей. Все вокруг покрылось хрупкой ледяной коркой, окна сарая мороз расписал диковинными узорами, напоминающими листья папоротника. Затвердевшую землю теперь невозможно было раскопать, и лисам приходилось обходиться без червей и улиток. Насекомые исчезли, словно их никогда и не было. Найти воду тоже стало нелегко.

О-ха настойчиво обучала Камио обрядам, сопровождающим выход из норы и возвращение в нее. Глупо считать вздором ритуалы, которые обеспечивают безопасность жилища, утверждала лисица. Конечно, для того, чтобы проделать все должным образом, требуется время и терпение, но, когда дело идет о сохранности норы, нечего лениться. Камио хотелось угодить подруге, и он стал прилежным учеником. К тому же лис и сам понимал: их будущим детенышам необходимо надежное убежище, ведь в случае необходимости беспомощные лисята не смогут спастись бегством.

Однажды ночью Камио отправился на промысел, но вскоре вернулся без добычи. По его встревоженному взгляду О-ха мгновенно поняла — что-то случилось.

— В чем дело? — вскинулась она. — Говори скорее, не тяни!

— Ты только не волнуйся, — ответил он. — Но нам нужно побыстрее уносить отсюда лапы. Кругом полно людей, и у всех ружья. Они повсюду, и в городе, и в окрестностях. Убивают все живое, и лис — в первую очередь.

Сердце лисицы сжалось.

— Но почему, почему?

— Да все А-конкон, гори он ярким пламенем, — с чувством ругнулся Камио.

— А-конкон? Что он мог натворить?

— Пошли быстрее. Нам надо найти безопасное место, где детеныши...

— Ты не ответил. Что сделал А-конкон?

— Он, видно, на старости лет окончательно спятил. Додумался совершить рванц на главной городской площади. На глазах дюжины людей вспорол себе брюхо и выпустил кишки. Ясно, людям невдомек, в чем тут дело, — да и откуда им знать лисьи обряды. Он-то совершил это в знак протеста против людского вторжения. Слыхала, наверное, как он хныкал: мы, мол, лисы, теперь обречены влачить жалкое существование. Мне, ей-ей, плешь проел своими сетованиями. Вечно твердил: пришло время напомнить о забытых традициях! Вот и напомнил, на наши головы!

— Но почему люди так рассердились? Почему решили убить всех лис?