Лунный зверь: История лис

«Лисенок и человечий детеныш»

Лисенок, самец, часто наведывался во фруктовый сад. Порой туда же приходил и человечий детеныш, тоже самец. Утолив голод спелыми плодами, упавшими на землю, оба резвились на лужайке. Однажды лисенок сказал своему товарищу: «Пройдет время, мы оба вырастем, ты станешь охотником и убьешь меня». — «Никогда я не отниму жизнь у своего друга», — отвечал на это человечий детеныш. Но вот зима и лето сменили друг друга много раз, лисенок стал взрослым лисом, его приятель взрослым человеком. Как-то раз пути их пересеклись в открытом поле. Лис остановился в отдалении, но человек заметил его, незамедлительно вскинул ружье и прицелился. «Разве ты не узнал меня? — воскликнул лис. — Это же я, товарищ твоих, детских игр». — «Конечно узнал, — ответил человек. — Ты воровал яблоки в саду моего отца». — «Если глаз твой так же верен, как и твои слова, мне нечего тебя бояться», — заметил лис, повернулся и скрылся в зарослях, целый и невредимый.

«Мораль сей притчи вряд ли будет для тебя откровением, мой юный друг, — заявил А-горк, окончив рассказ. — Никогда не доверяй людям, ибо память их коротка, а обещания лживы».

«Лисица и Охотник»

Знойным летним днем, когда Ласкай обдавал своим горячим дыханием каменистые долины, молодая лисица подошла к ручью, дабы утолить жажду. Вслед за ней к ручью приблизился охотник, и принялся пить, выше того места, где пила лисица. Лисица заметила охотника, но жажда так мучила ее, что она не могла оторваться от источника. Напившись, охотник вскочил и схватил ружье. «Как смеешь ты мутить мою воду?» — закричал он. «Как же я могу мутить твою воду? — удивилась лисица. — Я ведь пью ниже, чем ты». — «Правда твоя, — согласился охотник. — Но мне говорили, вот уже пять лет и пять зим, как ты за моей спиной поносишь меня последними словами». И он зарядил ружье. «Это клевета! — воскликнула лисица. — Я родилась лишь этой весной». — «Значит, меня поносила твоя мать!» — заявил охотник и пристрелил беднягу.

Мораль сей притчи: лисам не следует вступать в спор с людьми, ибо тем неведома справедливость.