— Прошу, угощайтесь, карт, уважаемый жрец! Скоро моя жена приготовит достойное угощение, а пока мы можем слегка подкрепиться. Вам, после дороги, уж точно это лишним не будет! Позвольте полюбопытствовать — что же вас всё-таки привело в столь далёкие земли?
Староста Витар всем видом источал любезность и угодливость. Усадив друзей за стол и лично заставив его остывшими пирогами, мужчина опустился напротив и поставив себе только стакан с водой, приготовился ждать.
Даже не притронувшись к угощению, Олган отодвинул тарелку, и выложил на стол записную книжку, магический писчий стержень и амулет, инкрустированный пятью цветными стёклами.
— Прошлой ночью на Северолесном тракте на дилижанс княгини Мариты было совершено нападение. Охрана её убита, а сама она пленена, и увезена в сторону вашей деревни. Ответь, Витар, известно ли тебе что-то о произошедшем, и первые ли мы гости здесь за прошедшие сутки?
Улыбка моментально исчезла с лица старосты, и нахмурившись, он покачал головой и огладив бороду, взглянул в глаза Олгана.
— Нет, карт Ва Коррис. Новых людей в наших краях не появлялось уже очень давно, а о том, что произошло что-то скверное мне известно. Вчера ночью вороньё кружило в небе черной воронкой, прямо над тем местом в лесу, откуда вы вышли. А это значит, что с той стороны проклятого барьера что-то скверное случилось, и люди погибли…
Бросивший короткий взгляд на слегка засветившееся зелёное стекло амулета Олган кивнул, и задал следующий вопрос:
— Что тебе известно о тропе через барьер?
Недовольно скривившись, Витар взял в руки стакан, и медленно ведя пальцами по узорам, заговорил.
— Эта тропа всегда на одном и том же месте, только вот чтобы она проявилась, нужно кровью землю окропить.
— То есть вы приносите кровавые жертвы?! — хищно прищурился Олган, а Каланар сжал ладони в кулаки.
— Да какие жертвы! Трём крысам раз в месяц голову на тропке оторвём, всё лучше, чем людей попусту на гибель отправлять! Если бы не тропа, мы уже давно бы выродились в этих краях глухих! Не уж то богам жизни крыс важнее людей, запертых здесь?! — с вызовом ответил староста, глядя в глаза Каланара.
Бросивший взгляд на продолжающий гореть зелёным амулет, охранитель открыл было уже рот для ответа, когда друг в очередной раз его удивил.
— Вы не похожи на битых несчастьями крестьян, Витар. И уж тем более на бедных. Вы процветаете не благодаря помощи извне, тропа наружу вам нужна явно для другого. А вот то, что ты заговорил о богах — это хорошо. Они, судя по вашей церкви, уже давно от вас отвернулись. Не желаешь рассказать, что вы сделали такого, что даже терпеливая Риката отвернула от вас свой лик?
Голос Каланара наполнился такой силой и властью, что Олган невольно отодвинулся от друга, а староста мгновенно съёжился, втянул голову в плечи, и опустил глаза. Через минуту, под тяжелым взглядом он наконец нашел в себе силы и заговорил:
— Это ещё года три назад началось, когда священник наш начал на люд простой взъедаться… Мы, дескать, то веруем неправильно, то мало на церковь жертвуем, то богам мало молимся. А мы люди простые, не монахи! Не можем мы целыми днями поклоны отбивать, нам семьи да хозяйство поднимать надобно! А Армилак начал людей от церкви и от богов отлучать, а когда понял, что у него и паствы не осталось, проклял нас, и в церкви заперся. Мы туда уже два года не заходим, барьер он поставил… Только вот после того, как закрыл он церковь для нас, так у нас сразу урожай богатым стал, да скот перестал умирать…
Каланар продолжал сверлить старосту взглядом ещё несколько минут, после чего проронил:
— Темнишь ты, Древорез. Темнишь, не договариваешь, и запутать в своих речах обтекаемых пытаешься. Пусть амулет и показывает, что ты правду и около правду говоришь, но я-то чувствую фальшь твою. Расскажи, как было на самом деле!
— А вы, уважаемый жрец, сходите и сами спросите у священника. Он ведь до сих пор иногда из-за дверей закрытых нас проклинает. Вот у него и узнайте, правду ли я сказал, или солгал, если магическим штучкам друга вашего не верите. Вы, конечно, божий человек, но и вы должны законы уважать… Вы в чужом доме хозяина, который вас хлебом встретил, во лжи обвиняете. Этому ли ваш бог учит? — насупившись, прогудел староста, сцепивший побелевшие от напряжения пальцы.
Олган откровенно опешил от такой наглости, а вот Каланар, откинувшись назад, от души расхохотался. Отсмеявшись, он опустил руку на плечо друга, и поднялся.
— Ох… Оставляю тебя с этим потерявшим нюх наглецом — сам воспитывай подчинённых! Я пока схожу в церковь — проверю, что там на самом деле. Тебе часа хватит?
— Нет, Калан… Думаю, ставить на место эти мозги я буду подольше. В любом случае, встретимся уже на площади. Света тебе, друг.
— Света твоей душе, Олган! Будь осторожен.
Когда за Каланаром хлопнула входная дверь, на лицо Олгана наползло угрюмое выражение, и убрав во внутренний карман письменные принадлежности, он поднялся, и подошел к шкафчику, за стеклом которого блестел небольшой, в треть ладони металлический значок старосты княжества Риккатис.