Лупетта

А я неизлечимым больным всю жизнь завидовал. Нет, не всю, конечно. Скорее в отдельных ее... про- явленьях. Из-за которых ненавидел эту самую жизнь до чертиков. Когда хотел послать все на фиг и свинтить. И не назло кому-нибудь, а потому что надоело. Что же мешало, ведь дверь, как известно, не заперта? Страх? Это было бы слишком просто. Дело в другом. Что до желания, то оно было, причем твердое желание, без дураков. Непонятно было только, как? В смысле — каким способом? Бритва, колеса, петля, кувырок с балкона — все это, конечно, здорово, но как-то неэстетично. Казалось бы, при чем тут эстетика, если потом будет все по барабану? А хрен его знает, сам не пойму. С одной стороны, конечно, наплевать, а с другой — синюшный язык, выпученные глаза, скрюченные пальцы... дерьмо. А потом кто-то обязательно будет цокать: «Ты слышал, этот-то вены себе почикал... Да какое там, конечно не спасли. Кровищи было — до жути! Я давно уже заметил, что он — того...» Не-е-е, так не пойдет. Вот если бы придумали такое... такой способ: раз уж решил, твердо решил свинтить, произносишь какую-нибудь мантру, я не знаю там... скажем... ом мани падме на хрен... и после этого — чпок! И нет тебя. Растаял в воздухе, как Копперфильд. Только чтоб по-честному, без фокусов. Я думаю, тогда бы человечество сильно поредело. Многих ведь только и удерживает, что нельзя так... без шума и пыли. Я читал, что какой-то древнегреческий философ... погоди, вспомню, как его... я даже где-то записывал... на «м» начинается. Ну да, Эмпедокл. Так вот, этот дятел покончил с собой, бросившись в жерло вулкана Этна. Вот это я понимаю. Чистая работа! Но у нас на Загородном нету вулканов, одни дворы-колодцы. Не ехать же, в самом деле, к донам корлеонам, чтобы там в вулкан бросаться. Пока доедешь, такого насмотришься, что подыхать передумаешь... О чем это я? Ну да, про неизлечимых. Тех, кто от СПИДа, рака или чего похлеще... Прям как мы с тобой. Я им всегда завидовал. Но только, в отличие от... ну, ты понял... я думал, если чем-нибудь таким заболею, к врачам обращаться, наоборот, стану. Особенно если точно буду знать, что бесполезняк лечиться. Дело тут не лечении. Просто болезни-то эти все тягучие, можно с полгода, если не больше, загнивать вживую, сходя с ума от боли, вот что обидно. Не-е-е, нам такой радости не надо. Медицина у нас шагнула вперед, так что пусть сестрички стараются, колют на халяву наркотики, глюкозу всякую и прочий веселящий газ, чтобы можно было лежать в нирване и пускать пузыри, медленно угасая. И главное, в конце никаких кривотолков, все чин чинарем: анамнез, диагноз, флюорография, эпитафия. Красота!

А потом все как в кино получилось, заболел именно тогда, когда жизнь настоящая началась. Такая, в которую я раньше и поверить-то не мог. А тут — на тебе. Я когда первый раз от Рудольфовны про этот миелобластный лейкоз услышал, такое отчебучил! У нее на столе под стеклом какая-то бумажка лежала, так я решил, что мне непременно нужно прочитать, что на ней написано. Она мне про трансплантацию мозга что- то важное долдонит, а я слова перевернутые по слогам складываю. Как будто это не мне говорят. Ну точно радио в машине включил и новости мимо ушей пропускаешь, пока музыка не пошла. Рудольфовна, конечно, эту телегу быстро просекла, перед носом рукой машет, здесь ты, говорит, или где? Потом оказалось, что это типичная первая реакция. Так вот, я как очухался, ей сразу как на духу признался, что сам виноват. Сказал, что накаркал, когда думал об этом раньше. Но оказалось, что и тут я не оригинален. У нее для таких, как я, папочка наготове, белая, с тесемками, а внутри — фотографии деток с клиники трансплантации. Уже лысые. С глазами такими... не передать. Она сказала, что в одном Питере каждый год около двух сотен детей раком заболевают. Совсем крохи даже есть... Показала... а потом спрашивает: они, значит, тоже все накаркали? Еще в коляске?

Железный аргумент. Железней не придумаешь. А тебе, Пашка, она эту папку не показывала?

***

Время скатывается в пыльные катышки, дымные катышки с торчащими там и сям нитками, щепками, скрепками, перекати-поле катышков из желтых еловых иголок. Все одиннадцать дней до Италии мы встречались с Лупеттой у метро, шли на Шестую Советскую, матрас был наш, теперь сингл матрас был полностью наш, он встречал нас, как собака хозяина, виляя всеми своими синими полосками, и мастерская уже казалась домом, с французскими подоконниками вместо стульев, с мертвой елкой в углу, с пылесосом вместо Деда Мороза.