Госпожа де Жонкьер одна из первых поднялась на третий этаж в палату святой Онорины; она была начальницей этой палаты. Ее дочь Раймонда осталась внизу, чтобы обслуживать столовую, так как предписание запрещало молоденьким девушкам находиться в палатах, где они могли увидеть неподходящее для них или слишком страшное зрелище. Но г-жа Дезаньо, обыкновенная дама-патронесса, неотлучно оставалась при начальнице и просила дать ей работу, в восторге, что может наконец посвятить себя больным.
— Хорошо ли постланы кровати? Не перестлать ли мне их вместе с сестрой Гиацинтой?
В палате, выкрашенной в светло-желтый цвет, скупо освещенной, так как она выходила во внутренний двор, стояло вдоль стен в два ряда пятнадцать кроватей.
— Сейчас посмотрим, — ответила озабоченно г-жа де Жонкьер.
Она сосчитала кровати, осмотрела длинную, узкую палату и сказала вполголоса:
— Ну разве я могу разместить здесь двадцать три человека? Придется положить тюфяки на пол.
Сестра Гиацинта, устроив сестру Сен-Франсуа и сестру Клер Дезанж в соседней маленькой комнате, превращенной в бельевую, последовала за г-жой де Жонкьер. Она приподняла одеяла, осмотрела постельное белье и успокоила г-жу Дезаньо:
— О, постели хорошо постланы, белье чистое! Видно, что сестры Сен-Фре приложили к этому руку… Запасные тюфяки здесь рядом, и если вы мне поможете, госпожа Дезаньо, то мы сейчас же разложим их между кроватями.
— Конечно! — воскликнула красивая блондинка в восторге, что будет таскать тюфяки своими нежными ручками.
Госпоже де Жонкьер пришлось несколько умерить ее пыл:
— Пока это не к спеху. Подождем, когда сюда принесут больных… Я не очень люблю эту палату, ее трудно проветривать. В прошлом году у меня была палата святой Розалии, на втором этаже… Ну, да как-нибудь устроимся.
Пришли еще дамы-патронессы, целый улей трудолюбивых пчел, жаждущих взяться за дело, но вносивших немалый беспорядок. Их было слишком много, больше двухсот, этих сестер милосердия, принадлежавших к высшему обществу и буржуазии. К их великому усердию примешивалась немалая долг: тщеславия. Каждая, вступая в Общину богоматери всех скорбящих, должна была внести свой дар; поэтому, из боязни, что иссякнут даяния, никому не отказывали, и число сестер росло с каждым годом. К счастью, среди дам находились и такие, для которых достаточно было носить на корсаже красный крест; приехав в Лурд, они тотчас же отправлялись в экскурсии. Но те, кто отдавался делу, были действительно достойны похвалы; за пять дней они ужасно уставали, спали по два часа в сутки и видели картины далеко не привлекательные. Они присутствовали при агонии умирающих, перевязывали зловонные раны, выливали тазы и сосуды, меняли грязное белье, поворачивали больных — словом, занимались тяжелой, непривычной работой. После нее они оставались без сил, но глаза их лихорадочно горели восторженной радостью милосердия.
— А где же госпожа Вольмар? — спросила г-жа Дезаньо. — Я думала встретить ее здесь.
Госпожа де Жонкьер осторожно замяла разговор, как будто была в курсе событий и, снисходительно относясь к людским слабостям, не хотела говорить на эту тему.
— Она слабенькая и отдыхает в гостинице. Пусть поспит.
Затем начальница распределила работу между дамами, поручив каждой двух больных. Они стали знакомиться с помещением, ходили взад и вперед, поднимались и спускались по лестнице, узнавали, где находится администрация, бельевая, кухня.
— А где аптека? — опять спросила г-жа Дезаньо. Аптеки не было, так же как и медицинского персонала.
К чему? Ведь наука отказалась от больных, это были отчаявшиеся люди, прибегавшие к богу за исцелением, которого бессильные смертные не могли им обещать. Во время паломничества всякое лечение, естественно, прекращалось. Если кто-нибудь из этих несчастных оказывался при смерти, к нему вызывали священника. И только молодой врач с аптечкой сопровождал обычно белый поезд, пытаясь хоть немного помочь больному, если тот требовал этого.
Сестра Гиацинта как раз входила-в палату в сопровождении Феррана, которого сестра Сен-Франсуа поместила в комнатке рядом с бельевой, где он предполагал находиться до конца паломничества.
— Сударыня, — обратился он к г-же де Жонкьер, — я в полном вашем распоряжении; если я буду нужен, пришлите за мной.
Но она в эту минуту ссорилась с молодым священником из администрации по поводу того, что на всю палату было только семь ночных сосудов, и лишь краем уха слушала то, что говорил Ферран.
— Конечно, сударь, если нам нужно будет успокоительное… Она не докончила, вернувшись к волновавшему ее вопросу.
— Словом, господин аббат, постарайтесь достать еще штуки четыре или пять… Как же нам быть? Ведь и без того тяжело!