С истоптанной без сапога стопой, я вернулся в Малахоню, только к вечеру. Я зашёл в дом. Меня увидели КерукЭде и ХайСыл. Они собирались ужинать. На мне не было лица. С засохшей грязью на одежде и теле, весь в пыли, не умываясь и не раздеваясь, я прошел в свою комнату и там пролежал несколько дней, без сна и чувств. В последующие четыре дня, ХайСыл все же заставил меня сделать омовение и переодеться. Я ходил за ним, даже помогал ему в работе по дому, но страдальческое выражение неуёмной грусти на моем лице, не давали ему и шаману покоя.
По указанию шамана, ХайСыл отправил послание вместе с вороном в Керионен. Через три дня за мной прибыла чёрная карета и тройка породистых вороных лошадей. Стояла полная луна. Высокая карета с очень высокими и крупными лошадями прибыла в полночь. Над её дверью висел один единственный фонарь, с тусклым оранжевым светом, горящей масляной лампады. Света луны было достаточно, чтобы всё хорошо видеть в ночи. Кучер, укутанный в длинный чёрный плащ, с высоким стоячим воротником, закрывающим лицо и голову широкополой шляпой, молча кивнул нам. ХайСыл открыл дверь, поставил мою походную сумку внутрь, а потом предложил зайти самому. Мы молча пожали друг другу руки. Обнялись на дорогу, как родные братья.
– Готов? – спросил он.
– Да, – смиряясь с наставлением КерукЭде, сказал я.
– Тогда в добрый путь.
Карета рванула с места неожиданно быстро. Так что я едва успел помахать на прощание ХайСыл рукой, сквозь разноцветное, расписное стекло дверцы. Стремительное её движение, по инерции бросило меня на сиденье. Ставшая почти родной, деревня Малахоня, быстро исчезла из виду. За ней замелькали чёрные в свете луны, стволы деревьев, наступившего на нас леса. Всю дорогу нас сопровождали крики совы. Будто одна и та же сова преследовала нас или как если бы по пути было расставлено огромное количество сов в ряд. Примерно каждую минуту я слышал совиный крик. Скорость кареты росла, с невообразимо высокой скоростью. Сначала тряска усилилась неимоверно сильно. Мне стало некомфортно сидеть, хоть сиденья были мягкие. Вскоре крик совы пропал. Вместо него мои уши наполнились свистом ветра и мелким дребезгом стекла в окошках. Я приставил руку к окну и через пальцы, мне передалась мелкая вибрация. За цветным стеклом уже ничего нельзя было рассмотреть, кроме размазанного сияния полной луны.
Мне стало холодно. Изо рта у меня шёл пар, хоть на дворе был тёплый сентябрь. Укутавшись с головой во всевозможные меха и пледы, которые я нашёл при лунном свете, на сиденьях напротив, понемногу стал согреваться. Мне снилась Вильгельмина. Она радостно смеялась. Это была наша совместная прогулка года три назад, по Малахоне летом. Мы держались за руки. Я ей рассказывал про наши очередные похождения с ХайСыл, это всегда её сильно забавляло. Смеялась надо мной, над ХайСыл, над ситуациями, в которые мы постоянно влипали. Она вообще часто смеялась. Я смеялся вместе с ней. Это был первый раз, когда я её поцеловал в губы, прижав к молодому тунгитному дереву в стороне от дороги. Она назвала меня чудаком. У них не принято целоваться в губы. Это конечно делают, но не многие. Этот жест у них заменяется нежным поглаживанием запястьев. Мы еще долго простояли так, целуясь, а потом она сказала, но не то, что я от неё ожидал. Не то, что было в действительности, три года тому назад.
– Берегись снега Лууч. Берегись снега.
Я прижал её сильнее, чтобы она не говорила внеплановые речи. Я ожидал услышать, как она начнет смеяться и закрывать мне глаза ладошками. Как было когда то. Она действительно закрыла мне глаза, а когда убрала ладони, я увидел тусклый свет и услышал отчетливо её смех. Хоть я уже проснулся, звонкий весёлый смех её застыл у меня в ушах. Свет шёл сквозь плед на моём лице. Легко встав, я огляделся. Сумеречно и холодно. Проспал до утра. Где же мы, уже приехали? Я выглянул в окно, вокруг меня везде лежал снег. Белый ровный снег. Из-за большого обилия заснеженных молодых и старых, елей и сосен, я не видел дальше двадцати шагов. Белая стена, вперемежку с хвойными ветками и редкими замерзшими чёрными кустарниками преграждала обзор, с двух сторон дороги.
Я вышел на улицу, прямо с клетчатым пледом на плечах. Небо серое, плотно затянуто облаками. В летнем самохвате и сапогах, стоять на дороге было весьма холодно. Я обошел карету вокруг, но не нашёл никаких следов. Кроме своих, когда замкнул круг. Идя мимо лошадей, я хотел погладить одну из них по морде, поправить ей длинную смолянистую чёлку, лежащую на глазах. Когда я протянул руку к одной из них, она привстала на дыбы и заржала так враждебно, что я отскочил. Извозчика нигде не было. Позади нас были две ровные глубокие полоски в снегу. От колес кареты. Они были достаточно высокими, чтобы не тонуть в снегу, хоть на моей исторической родине, такое не практиковалось, при таком большом уровне снега. Между углублениями от колёс, отчётливо различались, ровные углубления от копыт тройки вороных лошадей.
– Чтобы это всё могло значить друзья мои? – заговорил я с лошадьми и принялся наглаживать подбородок.