Лужок черного лебедя

– Она… в порядке.

– Хорошо. Хорошо. Передай ей от меня привет.

– Хорошо. (почему бы тебе самому не передать ей привет от себя?) Как провел Рождество?

– О… неплохо. В тишине. – Отец увидел гору мусорных пакетов. – Ох, это ужасно. Хотя я вполне понимаю, почему она сделала это. А ты сам – как провел Рождество?

– Мое Рождество тоже было ужасным. Ты отращиваешь бороду?

– Нет, я просто не… а может и отращиваю. Я не знаю. Как там родня в Ричмонде? Нормально?

– Тетя Эллис говорит, что все это к лучшему, потому что… ну, ты знаешь.

– Да, конечно.

– Алекс просто играл в свой ВВС компьютер. Хьюго такой же слащавый, как всегда. Найджел любит решать квадратные уравнения. Дядя Брайан… – Я не мог закончить предложение, и отец сделал это за меня:

– … напился и говорил про меня гадости?

– Мне иногда кажется, что дядя Брайан идиот.

– Ну, он может вести себя, как идиот. – Что-то изменилось в его лице. Он выглядел опустошенным и несчастным, но при этом умиротворенным. – Это нормально – люди иногда делают поступки, которые для них нехарактерны. Не нужно судить так строго. Иногда ты просто не видишь всей картины, поэтому делаешь ложные выводы. Понимаешь?

О да, я отлично тебя понимаю.

Меня мучило одно противоречивое чувство: я пытался быть дружелюбным с отцом, и мне казалось, что тем самым я предаю мать. Они могут бесконечно повторять «мы оба до сих пор любим тебя», но от этого не легче. Мне все равно приходится выбирать – чью сторону занять, кому оказывать поддержку.

Я видел силуэт внутри «Фольцвагена»

– Она… – я не знал, как назвать ее.

– Синтия подвезла меня, да. Она хотела бы познакомиться, если (бешеный органист вдарил сразу по всем моим нервным окончаниям, как по клавишам)… если, конечно, ты не против. – В его голосе появилась мольба. – Ты ведь не против?

– Нет, (я был против) я не против.

На улице моросил дождь – капли такие мелкие, что они, казалось, не падают, а просто висят в воздухе. Я шел к «Фольцвагену», и Синтия открыла дверь. Она не была похожа ни на секс-бомбу с большими сиськами ни на злобную ведьму. Обычная серая мышь, простая и невзрачная. Русые волосы до плеч, карие глаза. Она совсем не выглядела как мачеха.

– Привет, Джейсон. – Женщина, с которой мой отец проводил больше времени, чем с моей матерью, она смотрела на меня так, словно я направил на нее пистолет. – Я Синтия.

– Здрасте. Я Джейсон. – Это было очень, очень, очень странно. Никто из нас не протянул руку. На заднем стекле ее автомобиля я увидел наклейку «В МАШИНЕ МАЛЕНЬКИЙ РЕБЕНОК». – У вас есть ребенок?

– Да, Милли уже почти научилась ходить. – Если б вы слышали ее голос, вы бы точно решили, что мамин голос звучит гораздо более женственно. – Камилла. Милли. Ее отец – мой бывший муж – был уже… я имею в виду, он уже не живет с нами.

– Угу.

Отец стоял в своем бывшем гараже и наблюдал за тем, как его сын общается с его будущей женой.

– Ну, – Синтия страдальчески улыбнулась. – Ты можешь приезжать к нам в гости, когда захочешь, Джейсон. Между Оксфордом и Челтенгэмом все время ездят поезда. – Голос Синтии гораздо тише, чем голос мамы. – Твой отец был бы очень рад видеть тебя иногда. Правда, очень рад. И я – тоже. Мы живем в большом старом доме. У нас там даже есть ручей на заднем дворе. У тебя там будет собственная… (она хотела сказать «собственная комната», но осеклась). Мы всегда будем рады тебе.

Я кивнул, потому что не знал, что сказать.

– В любое время. – Синтия посмотрела на отца.

– А как… – я начал говорить, испугавшись собственного молчания.

– Если ты… – она заговорила в ту же секунду.

– Извините, продолжайте.

– Нет, ты что-то хотел сказать.

– Как давно (ни один взрослый никогда не давал мне права говорить первым) вы знаете папу? – Я хотел разрядить обстановку, но мой вопрос прозвучал так, словно я из гестапо, а она – у меня на допросе.

– Мы выросли вместе, – Синтия тщательно выбирала слова, чтобы ответ не звучал двусмысленно, – в Дэрбишире.

То есть Синтию он знает гораздо дольше, чем маму. И вот вопрос: если бы отец женился на Синтии, а не на маме, и у них родился бы сын, это был бы я? Или совершенно другой мальчик? Или я – но лишь наполовину?

Все эти Нерожденные Братья Близнецы – они меня пугают.

Я смотрел на озеро в лесу и вспоминал, как ровно год назад мы играли здесь в Британских Бульдогов. Двадцать или тридцать пацанов скользили по льду и вопили. Том Юи прервал нашу игру, появившись здесь на своем «Сузуки». Он сидел на этой самой лавочке. А сейчас он лежит на кладбище, там, на островах, где даже не растут деревья, и где никто не слышал о прошлом январе. А его сломанный мотоцикл был разобран на запчасти, для починки других мотоциклов «Сузуки». Мир не позволяет вещам просто быть. Всегда есть начало и конец. Листья опадают с плачущих ив и тонут в озере и превращаются в ил. Какой во всем этом смысл? Мои мать и отец полюбили друг друга, у них появилась Джулия, появился я. А потом они разлюбили друг друга, Джулия уехала в Эдинбург, мама – в Челтенгэм, отец – в Оксфорд, к Синтии. Мир всегда разрушает то, что создает.

Но кто сказал, что в мире есть смысл?