Лужок черного лебедя

Только честность могла спасти меня.

– Да, людей было очень много.

На лице у точильщика ножей появилась улыбка, словно он выиграл спор.

– Ты т-же там был, да? – спросил тот, кого звали Клем Остлер.

Я колебался.

– Отец взял меня с собой. Но собрание было прервано из-за…

– И много ты про нас узнал?

– Немного, – это был самый разумный ответ.

– Бледнолицые! – Клем Остлер закатил глаза так, что только белки были видны. – Эти гринго ни хрена про нас не знают. А те, кого они зовут «экспертами», знают еще меньше чем ни хрена.

Старик Бакс кивнул.

– Семья Мерси Ватта п-реехала в т-кой «оф-циальный район» в Севенокасе. Арендная плата, очереди, списки, надзиратели. Не с-мое дружелюбное м-сто на свете.

– Эт пр-сто смешно! – точильщик ножей ткнул пальцем в сторону костра. – Мы не с-бираемся жить в этих лагерях. Они строят их не ради нас, а р-ди с-бя. Это все из-за н-вого з-кона.

– Какого закона? – спросил кривоносый мальчишка.

– Если совет не выполнит норму по строительству п-стоянных районов для нас, то по закону мы можем с-литься, где захотим. Поэтому совет хочет п-строить «сп-циальную зону», и т-гда легавые смогут сгонять нас с наших мест и силой тащить в п-стоянный район, как в концлагерь. И только об этом они и беспокоятся. Добрыми намерениями здесь и не пахнет.

– Тебе рассказали об этом на собрании в клубе, а? – сердито спросила женщина с ребенком.

– Сначала они свяжут нам руки законами, – Клем Остлер не дал мне ответить, – потом силой заставят н-ших д-тей ходить в школу, превратят их в тихих, п-слушных д-рачков – Да-сэр, Нет-сэр, Спасибо-за-покупку-приходите-еще-сэр. А потом и нас превратят в ди-диотов, заставят жить в кирпичных домах, в этих склепах. Они п-таются стереть нас с лица Земли, как Адольф Гитлер. Но действуют более осторожно, более мягко.

– «Ассимиляция», – кривоносый мальчишка уставился на меня, – вот как называют это социальные работники, а?

– Я, – я пожал плечами, – не знаю.

– Что, уд-влен, что какой-то там цыган знает такое сложное слово? Ты м-ня не узнал, а? А вот я-то отлично т-бя п-мню. Мы, цыгане, не з-бываем лиц. Мы вместе учились в н-чальной школе. Нашу чительницу звали то ли Фрогмартин, то ли Фигмортин, что-то типа того. Ты уже тогда заикался. Мы играли в эту игру, помнишь? В «Палача».

В моей памяти всплыло его имя:

– Алан Уолл.

– Да, это мое имя. Вспомнил меня, заика.

Что ж, лучше быть «заикой», чем «шпионом».

– Что ос-бенно бесит м-ня в этих гринго, – женщина зажгла сигарету, – так это то, что они смеют н-зывать нас грязными, хотя сами при этом ходят в туалет в той же комнате, в к-торой моются! И всегда используют одни и те же ложки, и чашки, и воду в ванной и не выбрасывают мусор на природу, нет, они хранят отходы в коробках, – ее передернуло от отвращения, – в своих домах.

– Еще они спят со своими д-машними ж-вотными, – Клем Остлер показал пальцем на костер. – И ладно бы с собаками, но кошки! Блохи, грязь, мех, и все это в одной кровати. По-твоему, это н-рмально, а, заика?

Я задумался вот о чем: цыгане считают нас недолюдьми, и главный наш грех – это наша непохожесть на них.

– Ну, некоторые люди позволяют домашним животным спать на кровати, но…

– Или вот еще, – Бакс плюнул в огонь. – Гринго не женятся на одной женщине на всю жизнь, нет. Сегодня они меняют жен, как меняют машины, н-смотря на все эти их «свадебные клятвы». (Все закивали и зацокали языками. Все, кроме этого длинноволосого мальчишки с ножом. Я стал подозревать, что он или глухой или тупой.) Как тот мясник в Ворчестере, он развелся с Бэкки Смит из-за того, что у нее отвисла задница.

– Гринго готовы тр-хать все, что движется, а все, что не движется, они двигают и тр-хают, – сказал Клем Остлер. – Они - как собаки во время течки. Не важно – когда и с кем. В машинах, на улице, в мусорных контейнерах, где угодно. И это нас они назвыают «анти-социальными»!

Все посмотрели на меня.

– Пожалуйста, – мне было нечего терять, – скажите, кто-нибудь видел мой рюкзак?

– «Рюкзак»? – мужик, сидевший на покрышках, ухмыльнулся. – Так вы это теперь называете?

– Ох, да избавьте уже пацана от страданий, – сказал точильщик ножей.

Мужик, сидевший на покрышках, вдруг извлек из темноты мой адидасовский рюкзак.

– Этот рюкзак? (Я выдохнул – это было огромное облегчение.) Не благодари, заика! Книги плохому не научат, – они стали по кругу передавать мой рюкзак из рук в руки, пока он не попал ко мне.

Спасибо, сказал Червяк.

– Спасибо.

– Фриц не слишком избирателен. Тащит домой все подряд, – мужик на покрышках свистнул, и волк, ограбивший меня, выпрыгнул из темноты. – Это пес моего брата. Он живет со мной, п-ка брат р-шает проблемы с жильем в Киддиминстере. У него ноги грейхаунда и мозги колли! Эх, Фриц, я буду по тебе скучать. Выпусти Фрица за ворота, и он вернется с фазаном в зубах, или с зайцем, и тебе даже не нужно беспокоиться насчет всех этих фермерских знаков «Частная с-бственность».

Длинноволосый парень вдруг поднялся. Все посмотрели на него.

Он бросил мне свою поделку. Я поймал ее.