ЛВ 3 (СИ)

Я чародейку мертвую магией над лесом подняла, Водя поток воздушный задействовал, и отправили мы труп этот куда подальше, в земли пустынные, где ничего не растет. И не потому что жестокие да бездушные, а потому что — ничего хорошего я от чародеев уже не ждала. И могла бы захоронить ее тут же, да только кто его ведает, что это тело в себе хранит. Может гниль да тлен магический, может ловушку какую-то, может… Не стану я лесом рисковать, просто не стану.

***

И потянулись дни долгие, суматошные, заботами полные.

С ведьмами разбираться надо было, а вот с Ульгердой не смогла — требовала лишившаяся сил ведьма встречи, криком кричала истошно, ногами топала, да только… что сказать я ей могла? Ничего. В случившемся ее вина была, ее и только, и Радомира, что во главе всех ведьм встала, того же мнения была. Изгнали Ульгерду, за дело изгнали.

С вампирами разбираться тоже пришлось — Гыркула захотел поближе к волкодлакам жить, чтобы стало быть с другом верным по вечерам пропустить по стаканчику. Но селиться на территории леса Заповедного вампиры не стали, выкупили деревеньку поближе, и давай туда перевозить скарб свой, замок, и самое мне не понятное — все гробницы предков. Даже тех, что в случае Красной луны погрызут, и еще как погрызут.

Волкодлаки тоже вовсю обживались, деревни свои строили, стук топоров по всему лесу раздавался.

Болотники окончательно сдружились с речным народом, уже три свадьбы сыграли межэтнические, да такие, что гремели всю ночь, и кто только на них не плясал.

Кикиморы каким-то макаром заграбастали себе еще с десяток чертей, и свадьбы сыграли втихую, точно зная, что нарушают этим все правила, а потому и меня приглашали слегка уклончиво, мол «Победу празднуем, уважаемая леса хозяйка, будем рады видеть вас на нашем скромном пиру. Обещаем приготовить не только поганки».

В общем, радовался люд лесной и не лесной, да нечисть честная и не очень.

А я…

Я…

— Опять ты? — вопросил каменный леший, когда с книгою в руках устроилась неподалеку от него, у старой сосны.

— Снова, — усмехнулась невесело.

Мой собственный леший такие вылазки в Гиблый Яр не одобрял, но и запретить не мог. Видел он — хоть и в заботах, хоть и с утра до ночи поздней занятая, а страдаю я, плохо мне, тошно… одиноко. На избенку свою теперь смотреть не могла, а уж находиться в ней… Первую ночь спать попыталась, да от каждого шороха вскакивала, все казалось вот сейчас распахнется дверь и… И ничего. Ни двери никто не распахивал, ни на зов по блюдцу серебряному не отвечал. Ничего… только пустота, сердце пожирающая. И перестала я в избушке спать. Какое-то время в сосновом бору перебивалась, да только и там ждала-прислушивалась, все надеялась, что подойдет сейчас, рядом ляжет, обнимет осторожно… Зря надеялась. Совсем зря. И хоть спать приходилось все равно там, но перед сном я в Гиблом яру вечерами просиживала. Здесь меня никто найти не мог, ни кикиморы, ни русалки, ни Водя, ни вампиры, ни волкодлаки… даже кот Ученый сюда не забредал.

— Что-то ты, ведунья, день ото дня все бледнее становишься. Забот много?

— Много, лешенька, — ответила я каменному, страницы безучастно перелистывая.

За последнее время о чародеях я, кажется, знала уже все. От ведьм, магов и даже аспидов их отличала одна характерная черта — после себя они оставляли пустоту. Исключительно пустоту. Чародеи не могли продолжить свой род, в обмен на вечность лишаясь потомства. Чародеи уничтожали леса, степи, реки — и это чудо, что Водя в свое время заселился в нашей реке, потому как до него там и рыбы не было, пустая река была, мертвая. И степь, и земля. Одним чудом Гиблый яр долго держался, и вот это удивительно было, а так…

— Меня, смотрю, освобождать больше не пытаешься, — задумчиво отметил каменный.

Посмотрела на него — кусты терновые, туго сплетенные над каменным кругом, из них глазницы алые светом злым пугающе глядят, да и сказала как есть:

— Сил пока нет, и знаний.

А в душе тихо отозвалось стоном «и охранябушки»… Но говорить я об том не стала. Тосковала я. Так тосковала, что хоть вой, хоть рыдай, хоть… А не знаю я, что еще «хоть».

— А хорошо ты с побегами-пологом придумала, — каменный был сегодня на редкость разговорчивым, обычно вообще молчал. — Сияло так, что и отсюда видно было.

— Спасибо, — улыбнулась грустно, — я старалась.

Хмыкнул леший, да и сказал вдруг:

— Она тоже… старалась.

И книгу я закрыла, вопросительно в очи алые глядя. Просто сердцем вдруг почувствовала — на сей раз не будет он молчать, о прошлом расскажет.

И не подвело меня чутье ведьминское.

— Когда чародеи сюда переселились, Авенна вернулась, — с тяжелым вздохом начал каменный. — Так то она все больше в пустыне жила, потому как не меня, его выбрала.

Промолчала я, искренне лешему сочувствуя. Если вместе они лес поднимали, если учились всему, да трудились рука об руку, то любил он, всей своей сутью привязан к ней был. По обыкновению и ведунья рано или поздно сердцем к лешему своему, другу да соратнику верному, прикипает. Но бывает и иначе.