ЛВ 3 (СИ)

В каждом городе, городке, городище или деревеньке имелся такой свой столб объявленческий. На нем кузнецы оставляли подковы, и приписывали на тех, где искать мастера. Тут же висели нити, это прядильщицы свои услуги предлагали, мыловары свои, и так далее. Каждый пришлый к такому столбу в первую очередь шел – объявления о тавернах, да домах где комнату на ночь снять можно, так же тут были. Но вот сейчас, еще издали, поверх всего этого висела большая императорская грамота. А на ней мой портрет, да от портретиста сильно мне польстившего. Горели светом таинственным глаза зеленые, чуть растрепанные волосы в косу заплетенную на плечо были перекинуты, губы алые, щеки лишь чуть румянцем прихвачены, кожа белая, тело статное, клюка… клюка была моя, как с натуры отрисована. Но большими буквами под изображением тем значилось «Может менять облик свой, скрывая истинную суть, от того любая девица Полесья отныне ПОД ЛИЧНОЙ ЗАЩИТОЙ ИМПЕРАТОРСКОГО МАГА АГНЕХРАНА». Так вот и значилось, большими буквами. И не королевского мага, а императорского. И мне бы подумать о том, что такое вот вмешательство в дела королевства со стороны императора это слишком, но я не об том размышляла, не на то смотрела — взгляд мой к одному имени прикован был… только к нему.

Агнехран…

Если бы я от тоски выть могла, я бы завыла волчицею.

Если бы от тоски помереть можно было, то я уже давно нежитью бы по земле бродила.

Если бы горе можно было бы выплакать — в лесу моем появилось бы озеро, да бездонное и бескрайнее.

Я ждала, я звала, я к Заводи приходила, да сидела под тоскливый вой чародея Данира «Агнехран… Агнехранушка…» и не ведала, что делать мне.

Я полюбила его. Я знала, что и он меня любит.

Но правда была такова — он ушел. Он просто ушел. И я приходила к Заводи, чтобы хотя бы услышать как кто-то еще, кроме меня, произносит имя его.

— Эй, красавица, куда спешишь? Я б тебя приголубил, — послышался голос где-то возле корчмы.

Я обернулась. Тоненькая испуганная девчушка замерла, глядя на пьяного здоровяка, к ней неспешно идущего. И вмешалась бы я, да не пришлось.

— Очумел? – из корчмы вышибала выскочил. — Все девицы Полесья защищены законом. Ни оскорблять, ни трогать, ни обижать нельзя.

— И шо? – нагло громила спросил, что выше охоронника на полголовы был, да в плечах чуток ширче. — Маг императорский далеко, за всеми не уследит. Уйди с дороги, курвин сын, тоскливо мне, развлечься хочу!

И тут мужику прилетело.

Хорошо так прилетело – дубиною стоеросовой.

— Сказано же – нельзя, — купец дубину передал охороннику корчмы. — И маг-то может и далеко, но мы близко.

Здоровяк, распластавшийся на земле, застонал, рукой шишку ощупал, вскочил, да только к охороннику и купцу еще мужики подошли. И настроены те мужики были очень недружелюбно.

— Вали-ка ты из Нермина, доходяга, — мрачно кузнец подошедший здоровяку посоветовал.

— От чего доходягой назвал? — вскинулся пьяный.

— От того, что у меня рука тяжелая, опосля нее доходягой и станешь, — пообещал кузнец.

На том и разошлись. Кто в корчму, кто по домам, кто на ярмарку вернулся, а кто и из города прочь поспешил.

А я только диву далась, и вдруг вот о чем подумала — девчонка то одна мимо корчмы шла спокойно, а раньше то такого не было вовсе, кто ум имел, тот подальше от злачных мест держался. И снова я на слова большими буквами выведенные взглянула.

Охранябушка… Что Аедан, что Агнехран – суть то в нем одна, защищает и бережет. Всеми силами бережет. Даже на расстоянии, даже когда я под личиной да без его ведома и присутствия, все равно охраняет.

«Где же ты?» — простонала мысленно.

Хотелось руку протянуть, имени его коснуться… Хотелось позвать в голос, да звала уже — не пришел.

И повернувшись, побрела я обратно на ярмарку, все вспомнить пытаясь, что ж купить хотела. Что-то хотела, домовой очень просил, а что? Из головы вылетело совсем.

По рядам торговым шла не видя никого и не слыша ничего. Словно мир стал смазанной серой тенью без звуков, без цвета, без запаха, без… смысла.

И вдруг поняла я, что не мой взгляд это было, не в моем сознании изменилось так все — магия меня окружила-охватила, а следом и руки сильные со спины обняли, к груди крепкой прижали, сильно стиснули. Вот только не страшно совсем было, потому что… знала я эти руки. Каждую ночь во сне видела. Каждый день в тоске грезила.

— Вышла все же из своего леса, любовь моя бедовая, — хрипло прошептал Агнехран, к волосам моим губами прижавшись.

А я ни вдохнуть, ни выдохнуть. Замерла в его руках, дышу едва-едва, да думаю о том, чтобы только не разреветься, как девчонке глупой.

— А что, ты меня здесь ждал? — спросила, голосом дрогнувшим.

— Не ждал, — почти простонал любимый мой, — надеялся, что там пока оставаться будешь, но меры принял, на всякий случай. И манок поставил – едва ты к грамоте приблизилась, маяк и сработал. Зачем ты в Нермин пришла, Веся? От чего в лесу не сиделось?! Уходи, счастье мое. Уходи и там оставайся. Опасно здесь, жизнь моя, и для тебя опаснее всего. Уходи.