Львиная грива

Я осмотрел бедное животное, лежавшее на коврике в холле. Это был эрдельтерьер. Его тело уже окоченело, а глаза были вытаращены и лапы судорожно поджаты. Весь его внешний вид говорил о страдании.

Выйдя из Гэйблс, я пошел к лагуне. Солнце стояло низко, и тень от большой скалы свинцовой плитой чернела на светившейся матовым блеском воде. Место было пустынное, безо всякого признака жизни, и лишь две чайки с крином кружились над моей головой. При гаснувшем свете дня я с трудом различил на песке, возле того самого камня, на котором когда-то лежало полотенце Макферсона, мелкие следы собачьих лап. Довольно долго простоял я в глубоком раздумье, а тени вокруг меня сгущались все сильнее. Вам, может быть, известно, что значит быть во власти ночного кошмара, когда вы чувствуете, что существует некая очень важная вещь, которую вы ищете и которая, как вы это знаете, находится здесь, рядом, но все же навсегда останется вне предела вашей досягаемости. И вот, стоя в этот вечер на месте, где было совершено преступление, я всецело находился под влиянием такого ощущения. На меня нахлынула волна беспорядочных мыслей. Наконец я повернулся и пошел домой.

Не успел я подняться по тропинке, как вдруг меня озарила одна мысль. Я вспомнил то, что так лихорадочно и безрезультатно искал в своей памяти.

Если только Уотсон не напрасно писал свои воспоминания, то читатели, видимо, знают отом, как велик запас имеющихся у меня сведений, сведений не систематизированных с научной точки зрения, но, тем не менее, необычайно полезных в моей работе. Мой разум похож на книжный шкаф, без толку набитый многочисленными фолиантами, и их так много, что я лишь слабо представляю себе их содержание. Я знал, что там находится нечто, имеющее непосредственную связь с расследуемым делом. Полностью я всего еще не вспомнил, но уже знал, каким путем мне следует это выяснить. Это было невероятно, неправдоподобно, но все же возможно, и я решил досконально это проверить.

В моем маленьком домике имеется мансарда, доверху набитая книгами. Я отправился туда и рылся среди них в течение часа. В конце концов вышел оттуда, держа в руках томик серебристо-шоколадного цвета, и нетерпеливо раскрыл главу, содержание которой оставило лишь неясный след в моей памяти. Да, мое предположение было сверхсмелым и неправдоподобным, но все же возможным, и я решил не успокаиваться до тех пор, пока не буду убежден в его правильности. Лег я поздно, горя нетерпением поскорее заняться тем делом, которое меня ожидало утром.

Но мне помешали самым неприятным образом. Едва я успел выпить чашку утреннего чая и собирался отправиться на пляж, как из полицейского управления в Сэссэксе прибыл инспектор Бардл — спокойный, солидный, медлительный человек. Он озабоченно смотрел на меня своими задумчивыми глазами.

— Мне известен ваш огромный опыт, сэр, — сказал он. — Само собою разумеется, что я говорю с вами совершенно неофициально и все должно остаться между нами. Дело в том, что я не знаю, следует мне его арестовать или нет.

— Вы имеете в виду мистера Яна Мэрдока?

— Да, сэр. Если хорошенько подумать, то больше и подозревать некого. Достоинством этой пустынной местности является то, что поиски сводятся к очень узкому кругу лиц. Если он этого не сделал, то кто же?

— Какие у вас имеются против него улики?

Оказывается, что Бардл шел по тем же следам, что и я: характер Мэрдока и окружавшая его таинственность; его вспышка бешенства в случае с собакой; то, что некогда он поссорился с Макферсоном и, наконец, тот факт, что он потерпел поражение у мисс Бэллами. Бардл, следовательно, обладал теми же данными, которые имелись у меня, если не считать известия о предстоящем отъезде Мэрдока.

— Хорош я буду, если позволю ему убежать в то время, когда против него накопилось столько улик! — Полный, флегматичный человек потерял душевное равновесие.

— Подумайте, — сказал я, — о пробелах в цепи ваших рассуждений. В то утро, когда было совершено преступление, у Мэрдока имеется алиби. До самого последнего момента он находился среди студентов и подошел к нам с противоположной стороны спустя несколько минут после появления Макферсона. Примите также во внимание, что для одного Мэрдока было бы полнейшей невозможностью так поранить мужчину, не менее сильного, чем он. Наконец, остается еще один вопрос: каким оружием были нанесены раны?

— Это была, видимо, плетка или разновидность гибкого хлыста.

— Вы обратили внимание на следы от ее ударов? — спросил я.

— Я видел их. Доктор тоже.

— Я внимательно осмотрел их через лупу. Заметна некоторая особенность.

— Какая, мистер Холмс?

Я подошел к письменному столу и взял увеличенную фотографию.

— Это мой метод в подобного рода случаях, — пояснил я.

— Вы работаете чрезвычайно скрупулезно, мистер Холмс.

— Едва ли я был бы тем, кем являюсь, если бы не поступал именно таким образом. Давайте рассмотрим теперь рубец, который идет вокруг правого плеча. Вы не замечаете ничего особенного?

— Пожалуй, нет.