Львиное сердце. Под стенами Акры

Наступал вечер, и всем становилось ясно, что ситуация зашла в тупик, потому как Ричард настаивал на Ги, Филипп — на Конраде, и никто не желал идти на уступки. Разочарованные и злые, надорвав от крика глотки, взвинченные до предела, члены совета решили наконец прерваться ненадолго и велели принести еды и вина. Фрукты, хлеб и сыр остались по большей части нетронутыми, зато вино исчезало с пугающей быстротой. Как раз то, что нужно, подумалось Генриху, — они и трезвые чуть друг друга не поубивали, а приложившись к кубку, точно в драку кинутся.

Балиан произнес страстную речь в защиту Конрада, но был зашикан приверженцами Ги, как и Рено, лорд Сидона. А когда Гарнье из Наблуса, великий магистр ордена госпитальеров, взял слово в поддержку Ги, сторонники Конрада ответили тем же. Аргументы обоих королей, уважая титул, публика выслушала без подобных проявлений, но Генрих понимал: ни Ричард, ни Филипп незыблемо стоят на своем. И хотя граф намеренно не смотрел в сторону Балиана, он чувствовал на себя взгляд темных глаз старшего товарища, молчаливо напоминающий о данном обещании.

Отставив кубок, Генрих направился к самому уважаемому из прелатов, архиепископу Тирскому. Жосций славился силой убеждения, свершив чудо, — ему удалось уговорить Филиппа и Генриха, отца Ричарда, принять Крест. Граф намеревался обратить его красноречие на поиски компромисса, если, конечно, у него самого получится совершить чудо и обратить двух упрямых венценосных мулов в покорных вьючных животных. Жосций числился приверженцем Конрада, но при этом был реалистом. Заручившись его согласием, Генрих расправил плечи, пересек зал и попросил Ричарда о разговоре с глазу на глаз.

Едва они устроились в алькове у окна, Генрих сразу перешел к делу:

— Дядя, я подозреваю, что верх в итоге окажется за тобой, но это, скорее всего, будет пиррова победа. Конрад не из тех, кто убегает, поджав хвост. Что бы здесь ни постановили, он не откажется от своих притязаний на корону.

— Каких еще притязаний? — язвительно осведомился Ричард. — Он просто умыкнул Изабеллу, затем принудил ее обвенчаться с ним, хотя в Константинополе у него осталась жена. Но пред Господом Изабелла до сих пор супруга Онфруа де Торона. Более того, брак незаконен, потому как представляет собой не только и прелюбодеяние, но и кровосмешение — брат Конрада был некогда женат на сестре Изабеллы Сибилле, и одного этого родства довольно, чтобы этот союз противоречил каноническому праву.

Генрих терпеливо ждал, пока Ричарду потребуется перевести дух.

— Я согласен, что брак по меньшей мере сомнителен, — сказал он. — Но дело сделано, и твое негодование тут ничего не изменит. Задавался ли ты вопросом, почему столь многие знатные лорды и церковники охотно проглотили эту наскоро сваренную кашу? Знаю, ты скажешь, что их подкупили. Может, это и так, но верно и то, что они отчаянно стремились изъять корону у Ги, и кто осудит их? Хотел бы ты следовать за человеком, который привел тебя к Рогам Хаттина?

Молчание Ричарда подсказало Генриху, что тот не хотел бы. Прежде чем король успел сменить стратегию, перейдя от защиты Ги к нападкам на Конрада, граф поспешил продолжить:

— Друзья Конрада не верят, что твоя забота об Изабелле непритворна. Я убежден в обратном. Они забывают, что у тебя больше поводов защищать Изабеллу, чем у любого из присутствующих в зале — ведь у нее и у твоего отца был один дед, граф Фульк Анжуйский. Но дядя, уже поздно спасать кузину от навязанного ей брака. Стремясь наказать задним числом Конрада, ты только лишаешь Изабеллу того, что принадлежит ей по праву рождения — короны Иерусалима.

Ричард нахмурился, потому как никогда не рассматривал ситуацию под таким углом.

— Я не могу вот так взять и бросить Ги, — сказал он. — Хочу я того или нет, но я его сюзерен и обязан оказывать ему поддержку.

— Знаю. Знаю и то, что де Лузиньяны смирятся с поражением ничуть не охотнее, чем Конрад, а для Утремера нет ничего пагубнее междоусобной войны. Нам надо изыскать способ удовлетворить обоих.

— Желаю удачи! — Ричард ухмыльнулся. — Даже если я соглашусь, — ты красноречив, как сам дьявол, парень, — то как Филипп? Разве он когда-нибудь прислушивался к голосу разума или здравому смыслу?

— У него случаются минуты просветления, — заметил Генрих, вызвав у Ричарда скептический смешок.

Затем граф снова расправил плечи и отправился дергать за усы второго льва.

Приветствие Филиппа прозвучало подчеркнуто холодно.

— Если ты принес послание от Ричарда, то у меня нет интереса его выслушивать.

Генрих не обратил внимания на намек, что ему отводится роль прислуги английского короля.

— Послание от меня, дядя. Ричарду я сказал то, что говорю сейчас тебе: нам нужно найти компромисс, способ удовлетворить притязания как Конрада, так и Ги. Ричард согласен поразмыслить над этим. Надеюсь, что и ты тоже.

— Нет, — отрезал Филипп и ушел бы, не прегради Генрих ему путь.

— Дядя, прошу, выслушай, если не ради меня самого, так ради моей госпожи матушки, твоей сестры!