Львиное сердце. Под стенами Акры

Генрих и Джоанна подошли и посмотрели на сцену во дворе. Герцог в свои тридцать был мужчиной довольно щуплым, облачение его подходило скорее для двора в Вене, чем для пыльных улиц Акры: туника из алого шелка, украшенная самоцветами шапочка, пальцы унизаны золотыми перстнями. Собеседники говорили тихо, но зрители ясно видели, что Леопольд очень возбужден. Он оживленно жестикулировал, а однажды даже ударил кулаком об раскрытую ладонь. Лицо его раскраснелось так, будто он обгорел на солнце. Ричард выглядел скорее раздраженным, чем сердитым — качал головой, пожимал плечами. А потом отвернулся. Лицо Леопольда перекосилось, он кинулся и ухватил короля за плечо. Женщины и Генрих вздрогнули, зная, что последует дальше. Ричард, глаза которого сверкнули, крутнулся на месте. Он сказал нечто, чего хватило, чтобы успокоить герцога, который, побледнев, принимал выволочку от английского монарха. На этот раз, когда Ричард пошел своей дорогой, австриец не пытался его задерживать, но выражение на его лице обеспокоило Беренгарию и та, стоило зрителям удалиться с балкона, спросила у Генриха, почему герцог так зол на Ричарда.

— Понятия не имею, — признался тот. — Мы с ним вполне ладили. Пировали вместе со времени его прибытия под Акру этой весной, и герцог показался человеком вполне приятным: любит музыку трубадуров не меньше меня. Он очень высокомерен и щепетилен в отношении своей чести, но разве не все мужчины таковы?

Благоприятное мнение графа о Леопольде только еще сильнее озадачило дам. Они все еще осматривали комнату, восхищаясь зелеными и желтыми стеклянными лампами и шахматными фигурками из слоновой кости, когда влетел Ричард. Он все еще пыхал от ярости, но усилием воли обуздал гнев и спросил у Беренгарии, что думает та о покоях.

— Мне сообщили, что эти апартаменты занимал сарацинский командующий аль-Маштуб. Ковер принадлежал ему, как и шахматы. Но вы можете обставить их как угодно, конечно.

Беренгария заверила супруга, что совершенно довольна комнатой. Ей очень хотелось разузнать про ссору с Леопольдом, но не хотелось создавать впечатления, что она лезет в дела, которые лучше предоставить мужчинам.

Джоанна подобной щепетильностью не страдала.

— О чем это вы спорили с герцогом австрийским? — полюбопытствовала она.

Ричард нахмурился.

— Леопольда возмутило, что какие-то мои люди сбросили его штандарт с крепостной стены.

Джоанна удивленно заморгала.

— Ты ведь наверняка заверил его, что виновные будут наказаны. Неужели ему этого мало?

— У меня нет намерения наказывать моих людей. Это я велел им убрать знамя.

Заметив, что Беренгария и прочие дамы разделяют изумление Джоанны, Генрих взял на себя труд дать разъяснения, поскольку знал, что Ричард едва ли расположен заниматься этим.

— Подняв свой штандарт над Акрой, герцог заявил о претензии на часть добычи. Вполне объяснимо, дядя, что Леопольд так рассержен твоим поступком. Он так чувствителен к уколам, настоящим или кажущимся. Хочешь, я поговорю с ним, приглажу взъерошенные перышки?

— Не стоит утруждаться. — Ричард наклонился и погладил одну из вездесущих сицилийских собак сестры. — Пусть поварится в собственном соку. Ты не поверишь, что он мне заявил! После того как я указал, что неправ он, а не мои люди, Леопольд обвинил меня, будто я обошелся с ним так же высокомерно и нечестно, как с Исааком Комнином! Его мать, оказывается, кузина Исаака. Я ему ответил... Ну, предоставлю это дорисовать вашему воображению, — закончил король, и на губах его, впервые с момента появления в комнате, заиграл первый проблеск улыбки.

Повисла тишина, немного неловкая, потому как Джоанна и Генрих считали, что Ричарду стоило быть с герцогом более дипломатичным. Зачем без нужды создавать врагов? Врожденный инстинкт и Беренгарию призывал к примирению, но наваррку возмутило то, что Леопольд посмел обвинять Ричарда в смещении Исаака Комнина, который до сих пор являлся ей в ночных кошмарах.

— Он бы постыдился заявлять о своем родстве с таким отвратительным человеком! — гневно воскликнула она, встав рядом с мужем.

Ричарду проявление семейной солидарности понравилось, а когда он обвил рукой стан жены, понравилось ему и осязать нежные округлые обводы. Его плоть все еще кипела от нерастраченной в стычке с Леопольдом энергии, и король привлек к себе супругу, напрочь забыв про гнев.

— Генрих, почему бы тебе не показать Джоанне и дуэньям Беренгуэлы прочие комнаты дворца?

Фрейлины его жены заохали, возмущенные намерением государя востребовать супружеский долг средь бела дня. Беренгария залилась краской, несколько смущенная тем, что муж так явно выразил свои намерения у всех на глазах. Но когда он склонился и зашептал ей на ухо, она тихо рассмеялась. Джоанна и Генрих, ухмыляясь до ушей, выпроводили свиту из комнаты.