Львица

Дэниэл перевел комплимент, но при этом покачал головой.

— Теперь он попросит больше чаевых.

Он собирался уже отправить мальчугана прочь, но снова заговорил с ним, как будто что-то вспомнив. Мальчишка оживился и принялся увлеченно рассказывать. Дэниэл, в свою очередь, нагнулся, чтобы посмотреть возведенную на площади трибуну.

Когда они закончили беседу и мальчик побрел обратно на свое место, Дэниэл обратился к Эмме:

— Я спросил его, что здесь происходило днем на площади. Он рассказал, что сюда приезжал очень важный человек — Джошуа Лелендола, министр внутренних дел.

Эмма постаралась сделать вид, будто она впечатлена этим известием. По всей вероятности, сам Дэниэл питал глубокое уважение к этому политику. Более того, кто-то приложил немалые усилия, чтобы так украсить трибуну. Скорее всего, в этой стране политики интересны гражданам больше, чем в Австралии.

— Джошуа — мой одноклассник, — продолжал Дэниэл. — Он тоже масаи, как и я. И к тому же мой лучший друг. — Тут в его голосе послышалось разочарование: — К сожалению, он здесь больше не живет. Сейчас он все время в Дар-эс-Саламе.

Тут Дэниэл вспомнил про еду и жестом пригласил Эмму начать трапезу.

Как только она попробовала на вкус первую ложку, он наклонился вперед, ожидая ее реакции. Эмма видела, как он еле сдерживается, чтобы не улыбнуться. Она заметила у него такую привычку — сдерживать улыбку, плотно сжимая губы, и затем резко ее отпускать. В такие моменты его лицо полностью преображалось.

— Невероятно вкусно! — воскликнула Эмма.

Дэниэл широко улыбнулся, а Эмма в это время съела вторую ложку пилау, прикрыв глаза от удовольствия. Рис был приправлен кардамоном и гвоздикой, а сочные кусочки куриного мяса имели насыщенный вкус.

Эмма ела с аппетитом, останавливаясь только для того, чтобы сделать пару глотков пива прямо из бутылки. Вскоре весь рис был съеден, а пиво почти выпито.

Когда она посмотрела в окно, то удивилась, как много прошло времени. Вся площадь практически полностью лежала в тени, и солнечный диск уже скрылся за зданиями. День подходил к концу.

Это был ее тридцать второй день рождения.

— У меня сегодня день рождения, — неожиданно для самой себя сообщила Эмма.

— Прямо сегодня?

— Да.

Он поднял свою бутылку пива как для тоста и напел известную песенку:

— С днем рождения тебя!

В этот момент от него исходило ощущение полной расслабленности и беззаботности. Эмма улыбнулась в ответ. Сейчас ей было легко представить его в образе студента, наслаждающегося жизнью в Дар-эс-Саламе. Несмотря на то что Дэниэл определенно отличался от всех мужчин, которых она знала, сейчас в нем проскользнуло что-то, что сближало его с ними. Ей было легко с ним, и она чувствовала, что ему тоже нравится общаться с ней. Впечатления, полученные ими за весь прошедший день, были настолько сильными, что порой самые близкие друзья не испытывают такое и за всю жизнь, и они не могли не сблизить их. Эмма тоже подняла свою бутылку в ответ на тост.

— За вас, — сказал Дэниэл. — Такой день рождения не скоро забудешь. Ужин в «Салаам кафе»… Прошу прощения, что мы сегодня без торта!

Эмма засмеялась.

— Ничего страшного. Я все равно такое не ем.

Дэниэл удивленно вскинул брови:

— Первый раз слышу, чтобы кто-то отказывался от праздничного торта.

Эмма хотела было объяснить ему, что она на самом деле любит сладкое, но старается есть его как можно меньше, однако не стала ничего говорить и просто сделала еще один глоток пива. Внезапно ей захотелось рассказать Дэниэлу, почему она решила сюда приехать.

— Я давно пообещала самой себе, что в год, когда мне исполнится тридцать два, я поеду в Танзанию и найду станцию, на которой работала мама. Ей было столько же лет, когда она умерла… — Как только Эмма начала говорить на эту тему, слова, казалось, сами полились из нее. — Я думала, что эта поездка как-то поможет мне забыть ее. Покончить со всеми этими тяжелыми воспоминаниями. Чтобы перестать тосковать и думать о ней все время. Я должна этому научиться.

Эмма замолчала и посмотрела на Дэниэла. Она ожидала увидеть смятенное или сочувствующее выражение, которое ей доводилось видеть много раз на лицах других людей. В конце концов, со смерти Сьюзан прошло много лет. Сколько же можно тосковать?

Однако Дэниэл лишь покачал головой.

— Она была вашей матерью. Она подарила вам жизнь. Вы должны хранить память о ней.