Львов под русской властью. 1914–1915

«Большая битва, которая началась 26 августа, продолжается далее. Положение наших войск благоприятное. Тепло и солнечно».

«И как бы в подтверждение правильности этих сведений, – писал польский автор Юзеф Бялыня-Холодецкий, – заседал в обычном порядке военный суд, выносил и исполнял смертные приговоры. Массы русофилов были вывезены в концентрационные лагеря».

А тем временем наместник Галиции В.Корытовский распорядился, чтобы правительственные учреждения приготовились к немедленному отъезду. В воскресенье 30 августа государственным чиновникам выплатили жалование за сентябрь. Железной дороге было приказано подготовить эвакуационные поезда. Всю ночь в президиуме наместничества выдавали проездные документы, и в 4 часа утра 31 августа отправился первый большой состав с военными и членами их семей, а через полчаса – поезд с чиновниками. Уехали чины наместничества во главе с наместником, опустели также здания Сейма и Краевого отдела, персонал которых направился в Новы-Сонч.

Уехали из Львова и члены Головной Украинской Рады – одни поехали прямо в Вену, другие в Стрый, где тогда формировался легион Украинских Сечевых Стрельцов, а затем вместе с ним в Венгрию, третьи вместе с краевыми властями поехали в Западную Галицию.

В те дни был вывезен из Львова последний транспорт арестованных русских галичан, насчитывавший свыше 700 человек. По пути из тюрьмы на вокзал уличная толпа все время зверски издевалась над ними и избивала их чем попало. Священника лет 70–80, который вследствие побоев не был в состоянии идти дальше и упал, солдаты тут же прокололи штыком и, прикрыв соломой, оставили на улице.

В понедельник 31 августа ранним утром, не известно по чьему распоряжению, полицейские и жандармы ходили от дома к дому, запрещая дворникам открывать двери домов и выпускать жильцов, также было запрещено выпускать газеты и открывать магазины. Но вскоре городские власти отменили этот нелепый приказ.

Когда весть об эвакуации представителей государственной и краевой власти разнеслась по городу, жителей Львова опять, как и три дня назад, охватила паника. Многотысячные толпы устремились к железнодорожному вокзалу. Чем ближе к вокзалу, тем плотнее становился этот поток. В общей массе двигались конные повозки, автомобили, люди везли тележки, тачки с вещами. Те, у кого не нашлось тележки, несли свои вещи сами. Но все эти труды в итоге оказывались напрасными. Добравшись до вокзала, вещи приходилось бросать, чтобы самому протиснуться в вагон или занять место хотя бы на его ступеньках. После отхода каждого поезда на перроне оставались груды брошенных чемоданов, ящиков, мешков. Оставались и тысячи людей, которым не хватило места в вагонах. В ожидании новых поездов они располагались огромным табором тут же у вокзала на прилегающей площади. Подавали очередной состав, и толпа бросалась на штурм вагонов, оттесняя женщин и детей. На перроне царила неимоверная давка, слышались крики, вопли, детский плач. Редко кому удавалось всей семьей попасть в один поезд. Многие уезжали, даже не зная, где смогут найти себе пристанище. Один за другим отходили переполненные поезда, а тысячи людей оставались на перроне, завидуя тем, кто уехал.

Во вторник 1 сентября газета “Slowo Polskie” обратилась к жителям Львова, убеждая их не поддаваться панике. Приведя описание сцен, которые разыгрывались минувшим днем на железнодорожном вокзале, и разъяснив, что беженцев, если они не располагают значительными средствами, ожидают большие трудности, ибо цены в Вене и других городах уже сильно выросли, газета отмечала:

«Во имя чего, по какой причине люди обрекают себя и свои семьи на участь совершенно неизвестную, возможно на нужду и голод, бросают удобные жилища, чтобы вести где то жизнь кочевников. Будем говорить прямо, опасаются вступления российских войск.