Львов под русской властью. 1914–1915

«Став перед комиссией, спросил меня д-р Ганкевич, во первых, как я называюсь, а затем какой я партии? Я ответил: “Я не есмь человек какой то партии, я член галицко русского народа”. “Так?! То идите себе, идите! Мы знаем вас добре не от ныне!” – и я пошел, зная уже, что меня не выпустят, но рад всетаки, что меня знают не от ныне, хотя и не с хорошей стороны в мазепинском смысле… Спасибо и за это».

Через несколько месяцев после этого “циммеркоменданты” прочли по баракам, что такие-то “украинцы” будут отпущены на свободу.

«Стали мазепы в телячьем восторге, нам, русским, на досаду, собираться к отъезду. И ударил час отбытия. Некоторые из них прощались с нами даже словами: “дай Бог и вам скоро отсюда выбраться”, но когда вышли все с багажом за ворота, чтобы пешком пойти на станцию Абтиссендорф, то и кликнули нам громко, с диким злорадством: “А бодай бысьте, москвофилы, все тут пропали!” После этого запели они свое “Ще не вмерла Україна”…».

Особо жестоким обращением с узниками Талергофа отличался украинец полицейский из Перемышля Тимчук, «интриган, провокатор, доносчик и тиран в одном лице, который родной народ трактовал как скотину… Весной 1915 г. в Талергофе появилась еще более страшная креатура: оберлейтенант Чировский, украинец попович. Все жители Талергофа единогласно характеризуют его, как профессионального мучителя палача», – писал В.Р. Ваврик.

Одним из часто применяемых способов наказания арестованных был способ, который по-немецки назывался “anbinden”, что в дословном переводе означает “привязывание”. Человеку связывали за спиной руки, а затем за связанные руки подвешивали к столбу или к дереву. Мастером этого дела был оберлейтенант Чировский.

Поскольку среди заключенных находились молодые люди, студенты, Чировский доложил военным властям, что лагерное заключение является для молодежи благодеянием, а лучшим наказанием для нее явится военная служба на позиции. Представление Чировского понравилось властям, и было решено взять на службу всех студентов и крестьян. Во время набора спрашивали каждого, какой он национальности. Каждый отвечал: “Russe”. До обеда комиссия вовсе не обращала на это внимания. Во время обеда Чировский обратил внимание комиссии на то, что в Га-личине нет “Russen”, только “рутены” или “украинцы”, поэтому, когда набор продолжился, один из полковников, членов комиссии, сказал: “in Galizien gibt’s keine Russen” (“в Галиции не существует никаких русских”). Это не смутило студентов, и они продолжали диктовать дальше: “Mutterschrache – russisch” (“Родной язык – русский”). Это до того разозлило начальство, что оно распорядилось взять под арест всех студентов, прошедших набор до обеда, считая их солидарность предумышленным упорством. Всего было арестовано 48 человек. Им угрожал военный суд. Но на протяжении месяца удалось все-таки убедить военное командование в Граце, что слово “ruthenisch” это искаженное выражение, имеющее свое грамматическое начало в слове “russisch”. Убеждать военные власти помогал офицер поляк Осташевский, надзиратель второго десятка бараков. Наконец выпустили студентов из-под ареста, предварительно проведя процедуру “anbinden” – подвесив каждого за руки на два часа на дереве. Экзекуцию проводил сам Чировский. Затем взяли молодых людей на военную службу.

Талергоф. В первые дни заключения

Талергоф. Место экзекуций