В самом конце улицы Замарстиновской рано-рано утром наступил четверг. Алик поначалу этого не понял и проснулся, как обычно. Посидел на диване, посмотрел в окно с «коротким видом», упиравшееся в стенку кирпичного сарая, потом перевел взгляд на старую печку, которую когда-то давно топили дровами, а теперь в нее была заведена газовая труба. Алик зажег спичку, открыл железную печную дверцу и, поднеся огонек к зауженному концу трубы, пустил газ. Синяя вспышка всколыхнула застоявшийся печной воздух, и стал огонь облизывать снизу старые металлические круги двух широких конфорок. Алик насыпал молотого кофе в турочку, залил водой из дворового колодца-источника и теперь посмотрел в окно «дальнего вида». За этим окном светило солнце. Оно своим неожиданным появлением и навеяло Алику календарные мысли, отчего он сначала вспомнил, что на улице — октябрь, а в доме, где всё всегда конкретнее, чем на улице, и даже часы тихо тикают в предбаннике под самым потолком, наступил четверг.
Крепкий кофе не ускорил течение мысли, но как бы добавил взгляду Алика резкости. Солнце же за окном, наоборот, расслабляло его и пыталось ослабить воздействие кофеина на мозг.
— Четверг?! — прошептал Алик и почему-то встревожился.
Вспомнил о том, с каким трудом недавно добирался он домой от капитана Рябцева, вспомнил и о встревоженности самого Рябцева некими странными событиями, происходящими в городе. Нет, четверг был тут явно ни при чем, не в четверг они посидели с Рябцевым в голубятне. Другой день недели это был.
И Алик отвлекся от ночного Львова, и тут припомнился ему более конкретно прошлый четверг. И всё встало на свои места: и Пороховая башня, и очередь бомжей за бесплатной едой, и круглолицая, строгой красоты женщина Оксана, которая проследила, чтобы он был сыт, и хотела, чтобы он принял горячий душ где-то в Винниках. Да! Еще она говорила, что там можно постирать его одежду… Но его одежду уже постирал капитан Рябцев!
Алик улыбнулся и посмотрел на спинку кресла в углу комнатки, где лежали его джинсы и джинсовая рубашка. Одежда была правильного синего джинсового цвета — то есть чистая, постиранная и высушенная утюгом лично бывшим штатным сотрудником КГБ.
Не допив кофе, Алик оделся. Посмотрелся в зеркальце над рукомойником, причесал свои длинные волосы, отчего они выровнялись и придали его лицу почти монашеский облик.
«Четверг, — снова задумался он. — Надо воспользоваться солнцем. Скоро его вообще не будет!»
Сгреб со стола мелочь и ссыпал в карман джинсов. Пересчитал мятые купюры, подумал о приближающемся дне зарплаты и… решил выпить чаю. Кофе с утра — всегда хорошо, но иногда его воздействие стоило «гасить». Тем более, перед длительной пешей прогулкой. Деловой походкой Алик никогда не пользовался, но когда выпивал лишнюю чашку кофе, эта походка сама появлялась и вызывала в нем недовольство собой. Ведь негоже свободному человеку куда-то спешить! Если человек куда-то спешит — он уже несвободен. Можно ведь и медленно идти к цели, можно неспешно прийти на встречу и даже оказаться первым! Это как раз случалось с Аликом очень часто. Он и жил по принципу: тот, кто не спешит, всегда успеет!
Две чашки зеленого чая привели Алика в состояние полного согласия с миром. И он, закрыв свою украшенную десятками наклеек дверь слабым подобием замка, отправился в город. Как всегда, пешком.
По дороге, заметив внезапно нахмурившееся небо, заглянул в придорожную забегаловку, где не без сомнения взял чашку кофе. Однако за окном забегаловки вдруг резко посветлело, и Алик, не допив кофе, снова продолжил путь.