Львы Аль-Рассана

– Полагаю, вы правы. Я лекарь, а не дипломат, знаете ли, – уклончиво пробормотала она. Как хорошо сейчас было бы уснуть.

– Иногда между ними очень мало разницы, – ответил он. Его слова вызвали у нее раздражение, достаточно сильное, чтобы она снова забыла о сне, в основном потому, что сэр Реццони не раз говорил ей в точности то же самое.

– Куда вы поедете? – небрежно спросил Бельмонте.

– В Рагозу, – ответила она, не успев вспомнить, что планировала никому об этом не говорить.

– Почему? – настаивал он.

Кажется, он считал, будто имеет право получить ответ. «Наверное, это из-за укоренившейся привычки командовать людьми», – решила Джеана.

– Потому что мне говорили, что тамошние придворные и воины удивительно искусны в любовных делах, – тихо ответила она, подпустив хрипотцы в голос. Для верности она разжала руки, спустила их с его талии на бедра и на мгновение оставила там, прежде чем снова обхватить его за талию.

Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Но она сидела очень близко и, как он ни старался скрыть свою реакцию, почувствовала, что у него быстрее забилось сердце. И в то же мгновение подумала о том, что она играет в самую безрассудную игру и дразнит очень опасного мужчину.

– Удручающе знакомый прием, – жалобно произнес Родриго Бельмонте. – Женщина ставит меня на место. Вы уверены, что никогда не встречались с моей женой?

Через несколько секунд, против своей воли и вопреки всем разумным ожиданиям, Джеана расхохоталась. А потом, возможно, именно потому, что она смеялась искренне, она снова вспомнила то, что видела в той маленькой лачуге в Орвилье, а после что ее отец сегодня произнес первые слова за четыре года, а она покинула его и мать, может быть, навсегда.

Джеана терпеть не могла плакать. «Смех и слезы, – говаривал Исхак, – ближайшие родственники». Это не было наблюдением лекаря. Об этом ему сказала его мать, а той сказала ее мать. Народ киндатов выживал на протяжении тысячи лет; они накопили эту народную мудрость и носили ее с собой, подобно дорожному багажу, который, пусть и сильно потрепанный, всегда был под рукой.

Поэтому Джеана боролась со слезами, сидя верхом на черном коне Родриго Бельмонте, пока они ехали на восток под лунами, предсказывающими ей путешествие, на фоне летних звезд. Человек, с которым она ехала, хранил благословенное молчание, пока они не достигли лагеря и не увидели, что там уже побывали мувардийцы.

Для Альвара бо́льшая часть огромного напряжения этой ночи проистекала из ощущения, что он безнадежно отстает от событий. Он всегда считал себя умным. Собственно говоря, он знал, что умен. Проблема заключалась в том, что события, происходящие сегодня ночью в Аль-Рассане, так далеко выходили за рамки его опыта, что его ума оказалось недостаточно для понимания того, как с ними справляться.

Он достаточно знал и понял, что, получив свою долю выкупа, обещанного за Гарсию де Раду и его уцелевших людей, он станет богаче, чем мог вообразить на первом году службы у короля Эстерена. Уже сейчас, до начала дальнейших переговоров о выкупе, Лайн Нунес выделил ему нового коня и доспехи. И то, и другое были лучше его собственных.

Вот так солдаты продвигаются – если продвигаются – наверх в этом мире, при помощи разбоя и военных выкупов. Только он никак не ожидал обогатиться за счет земляков-вальедцев.

– Это случается сплошь и рядом, – ворчливо сказал Лайн Нунес, когда они делили добычу в деревне. – Напомни мне рассказать тебе о том времени, когда мы с Родриго служили наемниками у ашаритов из Салоса, в низовьях реки. Мы не раз совершали для них набеги на Руэнду.

– Но не на Вальедо, – возразил Альвар, все еще обеспокоенный.

– Тогда это было одно целое, помнишь? Король Санчо еще сидел на троне объединенной Эспераньи. Три провинции одной страны, парень. Не разделенные, как сейчас.

Альвар думал об этом на обратном пути в лагерь. Он вел внутреннюю борьбу со столькими трудностями, в том числе со своим первым убийством, что у него даже не было возможности порадоваться военной добыче. Но все же он заметил, что Лайн Нунес выделил существенную долю отобранного оружия и коней уцелевшим крестьянам. Этого он не ожидал.

Вернувшись в лагерь, где их уже поджидали Капитан и женщина-лекарь, Альвар увидел сундуки, мешки и бочки и понял, что это дань из Фезаны, доставленная ночью сюда, на равнину, мувардийцами – воинами с закрытыми тканью лицами.

– Где купец? – резко спросил Лайн Нунес, спрыгнув в коня. – Они приходили за ним? – И Альвар внезапно вспомнил, что пухлый ашарит в этот день должен был умереть в фезанском замке.

Капитан медленно покачал головой.

– Купца больше нет, – сказал он.

– Да сгниют их души! – яростно выругался Лайн Нунес. – Клянусь пальцами Джада, я ненавижу мувардийцев!

– Вместо купца, – безмятежно продолжал Капитан, – мы, кажется, получили нового бойца, товарища Мартина и Лудуса. Только имей в виду, нам придется заставить его немного сбросить вес, прежде чем от него будет какая-то польза.