Львы Аль-Рассана. Тигана

Баэрд медленно расслабил напряженные мускулы. И сказал небрежным тоном:

— Иногда я бываю очень большим глупцом, ты заметил?

— Не заметил. Когда-нибудь тебе придется мне об этом рассказать. Кто тот необъятный толстяк, который ко мне приходил?

— Тремазо. Он с нами уже давно. Мы использовали его склад на чердаке для встреч, когда жили здесь и после.

Сандре проворчал:

— Он подошел ко мне возле гостиницы и предложил купить настойку, которая сделает моей любую женщину или мальчика, кого я только пожелаю.

Баэрд невольно улыбнулся.

— Слухи о привычках карду опережают тебя.

— Очевидно. — Белые зубы Сандре сверкнули в темноте. — Имей в виду, цена была подходящей. Я купил два флакона.

Тихо смеясь, Баэрд испытал странное ощущение, словно сердце его потянулось к сидящему рядом с ним человеку. Он вспомнил Сандре в ту ночь, когда они встретились, когда все планы его старости рухнули, когда пришел жестокий конец всей семьи Сандрени. В ту ночь, которая закончилась только тогда, когда герцог воспользовался своей магией, чтобы проникнуть в подземелья Альберико и убить собственного сына. «Любую женщину или мальчика, кого я только пожелаю».

Баэрд почувствовал смирение, внушенное силой духа сидящего рядом старика. Ни разу за полгода тяжелых переездов по зимним разбитым дорогам в жгучий холод, Сандре не произнес ни слова жалобы, ни одной просьбы остановиться или сбавить темп. Ни разу не уклонился от задания, не выказал усталости или нежелания встать в предрассветной сырости на дороге. Ни признаков ярости или горя, которые, несомненно, душили его при известии о новых жертвах, казненных на колесах смерти в Астибаре. Он подарил им все, что имел: знание Ладони, страны и особенно — Альберико, накопленный в течение всей жизни опыт лидерства и хитрости, без ограничений, ничего не утаивая, не проявляя при этом никакого высокомерия.

Именно такие люди, как он, думал Баэрд, были славой и проклятием Ладони в дни накануне ее падения. Славой, благодаря величию их власти, горем — из-за их взаимной ненависти и междуусобных войн, которые позволили тиранам явиться и захватить провинции по одной, в их одинокой гордости.

И сидя у реки в темноте Баэрд снова почувствовал, с уверенностью в самой глубине сердца: то, что делает Алессан, — правильно. Их цель заслуживает того, чтобы к ней стремиться. Цель, достойная всех дней и ночей жизни человека, вне зависимости от того, будет ли она когда-либо достигнута. Цель, которая находилась рядом и была связана воедино с другой большой и горькой целью — с Тиганой и ее именем.

Баэрду бар Саэвару тяжело давались некоторые вещи, они были почти невозможными с тех пор, как у него отобрали юность в год падения Тиганы. Но он совсем недавно лежал с женщиной в ночь Поста, в месте сильнейшей магии, и в зеленой темноте почувствовал, как крепкие путы, стягивающие его сердце, ослабевают. И это место тоже было темным и спокойным, мимо текла река, и на Ладони положение начало вырисовываться, а он ведь думал, что не доживет до этого дня.

— Милорд, — тихо произнес он, обращаясь к старику, сидящему рядом, — вы знаете, что я полюбил вас за то время, пока мы были вместе?

— Триада, помилуй нас! — ответил Сандре, немного поспешно. — А ведь я даже еще не дал тебе выпить настойки!

Баэрд улыбнулся и ничего не сказал, он догадывался о тех путах, которые должны стягивать душу старого герцога. Но через секунду он услышал, как Сандре пробормотал совсем другим голосом:

— И я вас, друг мой. Всех вас. Вы подарили мне вторую жизнь и то, ради чего стоит ее прожить. Даже надежду на то, что впереди нас может ждать будущее, которое стоит увидеть. За это я буду любить вас, пока не умру.

Он торжественно поднял ладонь, и они соприкоснулись пальцами в темноте. Так они сидели, неподвижно, как вдруг раздался тихий плеск весла о воду. Оба бесшумно поднялись и потянулись к мечам. Потом с реки донеслось уханье совы.

Баэрд тихо ухнул в ответ, а через несколько минут маленькая лодка мягко причалила к пологому берегу, и на берег легким шагом вышла Катриана.

При виде нее Баэрд вздохнул с огромным облегчением; он боялся за нее больше, чем мог выразить словами. За ее спиной в лодке сидел человек на веслах, но луны еще не взошли, и Баэрд не мог его разглядеть.

— Вот это был удар! Я должна чувствовать себя польщенной? — сказала она.

Сандре рассмеялся за его спиной. Баэрд чувствовал, как его сердце переполняется гордостью за эту женщину, за ее небрежное, спокойное мужество. С трудом копируя ее тон, он ответил лишь:

— Тебе не следовало так вопить. Половина Тригии подумала, что тебя насилуют.

— Да, — сухо ответила она. — Прошу прощения. Я и сама не была уверена, что это не так.

— Что случилось с твоими волосами? — вдруг спросил Сандре из-за его спины, и Баэрд, отодвигаясь в сторону, увидел, что волосы у нее действительно острижены неровной линией выше плеч.

Она пожала плечами с преувеличенным равнодушием.

— Они мешали. Мы решили их обрезать.