На ступенях лестницы стоит Камилла. На ней домашнее платье в цветочек, волосы распущены по плечам – значит, она заканчивала прическу.
Улыбка медленно сходит с ее лица.
Он опускает глаза. У крыльца высеченная из мрамора собака, кажется, готова укусить его за лодыжку.
– Pardonne-moi d’etre venu sans te prevenir[7]
. – Голос у него тихий, даже робкий.Камилла качает головой, проводит ладонью по губам.
Горничная растерянно переводит взгляд с хозяйки на гостя и обратно.
Иньяцио отступает на шаг.
– Извини, – смущенно произносит он. – Вижу, ты занята. Всего хорошего!
Иньяцио надевает шляпу.
– Подожди! – Камилла бросается по ступенькам вниз, протягивает руку, желая его удержать. – Ты застал меня врасплох… Проходи.
Горничная отходит в сторону, пропуская Иньяцио. Камилла что-то говорит ей шепотом, и женщина поспешно уходит.
– Проходи. Пойдем в гостиную.
В просторной светлой гостиной стоят обитые темным бархатом диваны, стены украшены натюрмортами и морскими пейзажами. Есть здесь и экзотические предметы, очевидно, привезенные хозяином дома: резной бивень, египетская статуэтка, изящные шкатулки из дерева и перламутра и даже из бронзы арабской работы. Пока Иньяцио их рассматривает, горничная ставит на столик из красного дерева поднос с двумя кофейными чашками и вазочку с печеньем.
– Мерси, – говорит Камилла. – Ступай домой, Агнесса. Придешь позже.
Горничная уходит с легким поклоном. Камилла поворачивается к Иньяцио.
– У нее сегодня родился внук, нужно помочь дочери, – объясняет она. – Похоже, были трудные роды.
На лицо Камиллы набегает тень, внезапная грусть с оттенком горечи.
– Бедная девушка сейчас одна. Ее муж в море, и неизвестно, когда вернется… Он с моим мужем на корабле «Альхесирас»…
Камилла садится, разливает кофе, затем кладет ложку сахара себе в чашку. Поднимает голову:
– Тебе две, верно?
Иньяцио стоит у окна. Кивает.
Наконец садится напротив Камиллы. Пристально смотрит на нее. Свет, проникающий сквозь гардины, пляшет в ее волосах красноватыми бликами.
Кофе пьют молча. Поставив чашку на блюдце, Камилла поднимает на Иньяцио глаза:
– Зачем ты пришел?
Ее голос звучит так твердо, что Иньяцио теряется. Эта суровость его настораживает.
– Поговорить с тобой, – признается он. С ней быть честным легко, именно благодаря Камилле он узнал себя. Когда-то он без труда понимал ее душевное состояние, ведь она была с ним всегда откровенна.
Они расстались после того, как Иньяцио признался, что у него не хватает смелости изменить свою жизнь, он не может обмануть ожидания отца. Он – наследник дома Флорио, ничто не в силах изменить его судьбу. Брак по расчету был простым и неизбежным следствием этого выбора.
Долгое время после расставания Иньяцио не мог читать ее письма, избегал спрашивать о ней. Успех, власть и богатство, словно невидимые гири, утянули в глубину его души страдания, раскаяние за обман любимой женщины, сожаление о том, что все могло бы сложиться иначе. Время от времени воспоминания, как приливы, захлестывали его, и он в какой-то степени даже благодарен им за боль, которую они причиняли, потому что в ней соединялась горечь не до конца угасшего чувства и наслаждение от обладания тайной: эти воспоминания, эта непрожитая жизнь принадлежали ему и только ему.
Он ничего не знал. Он
– Я знаю, мне не следовало приходить, это может вызвать пересуды. Но сегодня…
– Сегодня – что? – Она ставит чашку на поднос, смотрит ему прямо в глаза. – Что тебе нужно от меня, Иньяцио?
Твердый взгляд, решительный тон. Где та Камилла, какую он помнит, со слезами смотрящая ему вслед? Слова застревают у него в горле. Что скрывается за этими упреками? Обида – безусловно. Но, возможно, и
Есть ошибки, которые не исправить. Они замуровывают вход в прошлое.
Слова даются Иньяцио с большим трудом. Он внезапно понимает, зачем ему нужно было встретиться с Камиллой еще раз.
– Но сегодня я пришел, потому что хотел… извиниться за то, что случилось тогда. Из-за меня.
–
Иньяцио ставит чашку на поднос, кофе выплескивается на блюдце.
– Из-за меня или по моей вине, какая разница? – не скрывая раздражения, говорит он, задетый за живое. – Да, я мог бы поступить иначе, но у меня были и есть обязательства. Тогда – по отношению к отцу. Сегодня – по отношению к семье.
Камилла встает, подходит к окну. Руки скрещены на груди.