Львы в наследство

На следующий день я и еще четверо гостей лагеря, в сопровождении двух егерей – Мохаммеда и Абди, удостоившегося у Джорджа прозвища Львиного юноши, отправились посмотреть на работу браконьеров. Далеко ехать не пришлось: место преступления находилось как раз позади посадочной полосы, на которую мы только вчера приземлились, и было скрыто от глаз густыми зарослями.

Мы вышли из машины и двинулись гуськом сквозь колючий кустарник. Я знал, что там впереди, и у меня заранее сжималось сердце. Мертвый слон

– это я понял еще в Ботсване, когда был свидетелем страшного зрелища,

– воплощение гибели самой жизни. Все, что присуще слону – ум, необыкновенное чувство семьи и собственного достоинства, – все исчезает, едва только его настигают браконьерские пули и умное животное, превращаясь в серую бесформенную массу, неуклюже валится на землю.

Когда мы приблизились к месту трагедии, Мохаммед, искушенный в науке жизни среди дикой природы, схватил камень: уж он-то знал, что трупы могут привлечь внимание хищников, таких, как львы и гиены. Неожиданно среди кустов открылся просвет, и глазам предстало жуткое зрелище: перед нами лежали две жалкие серые кучи, засиженные стервятниками, – все, что осталось от самки с детенышем, причем слонихе было каких-нибудь семь лет от роду. Из мертвых тел уже вытекли животворные соки: поработало солнце – и остались только обтянутые кожей скелеты. Судя по всему, падение слонихи на землю было резким – передние ноги раскинулись, тело подалось вперед и грудная клетка глубоко вошла в каменистую почву, а задние ноги оказались подогнуты так, будто пуля настигла ее в момент предсмертной молитвы. Кровь и соки организма вытекали медленно и тут же застывали. Тела матери и детеныша лежали всего в каких-нибудь девяти футах друг от друга, как если бы они и после смерти безнадежно стремились быть вместе. Пройдет еще какое-то время, и их желание исполнится: два круга смертного тлена достигнут друг друга и сольются. И в смерти мать и дитя, безвременно ушедшие в небытие, соединятся, как неразлучны были и при жизни, подумал я.

Один я из всей компании осмелился подойти поближе – меня не пугали запах тлена и вид копошащихся личинок. Но зрелище гибели слонов, всякий раз опустошая мою душу, возбуждало скорбные чувства – слишком часто мне приходилось их испытывать! Судя по следам на каменистой почве, да и по самой сцене, было ясно, что бандитам удалось подойти вплотную, будучи не замеченными ни слонихой, ни детенышем, отдыхавшими в тени низкорослых деревьев от полуденного зноя. Тихо подкравшись, бандиты тщательно навели свое оружие – G-3 или АК-47, – созданное человеком для истребления человека, как говорил Джордж, и разрядили обоймы…

Очевидно, мучиться животным не пришлось: они пали там, где стояли, свинец поразил их могучие тела в упор, и дух отлетел едва ли не ранее, чем звук выстрела достиг их ушей.

Трагедия произошла каких-нибудь пять дней назад. Я обошел распростертые на земле тела; хоботы и головы были изувечены топорами, бивни вынуты; наверное, скоро они попадут в мастерскую к резчику, откуда выйдут в виде финтифлюшек и фигурок или будут распилены им на сотни кусочков для изготовления ожерелий и браслетов. Даже из крошечных бивней детеныша и то будут сделаны безделушки, призванные в далеких странах радовать глаз людей, для которых приобретение слоновой кости никак не ассоциируется с ужасом смерти и отвратительными грудами мяса, тлеющего в кустах Африки, – это лишь средство потешить свое тщеславие [3].

Я фотографировал эту жуткую сцену и думал: сколько еще осталось, прежде чем дикой природе настанет конец? Или мы уже перешли роковую черту, но еще не осознаем этого? Четверо посетителей лагеря, не в силах перенести запах тлена, наблюдали весь этот кошмар издали; Мохаммед и Абди искали следы браконьеров по периметру, так что я был один и никто мне не мешал. По правде говоря, при виде этой слишком типичной для Африки картины мне просто хотелось хоть немножко поскорбеть одному и не приступать сразу к обсуждению произошедшего.

Оранжевое солнце пробивалось сквозь колючий кустарник; пора было покидать место трагедии. Так не только я, но и гости Джорджа неожиданно стали невольными свидетелями ужасов, творившихся в последние годы жизни Адамсона в Африке. Я шел к машине, а меня не покидала боль, как будто там, в кустах, осталась моя пролитая кровь – кровь, которая роднит меня с африканской землей. Когда эта кровь истекает, из Африки исходит душа ее дикой природы.

Я чувствовал настроение других пассажиров. Образ мертвых слонов запечатлелся в их мозгу и непременно останется знаком горькой правды о сегодняшней африканской действительности, которая могла бы быть совершенно иной, если бы у каждого хватило сознания объединиться и скоординировать свои действия.