Лыковы

Рано утром, как только забрезжил рассвет, я взял свой карабин, рыболовные снасти и, перебравшись через Абакан, пошел к озеру. Нужно было пройти тайгой всего метров триста. Было тихо. Легкий утренний туман стоял между деревьев. На подходе к озеру я увидел мелькнувшего среди деревьев небольшого медвежонка. Бросив снасти на траву, я вскинул карабин. Несколько отступая, надо сказать, что продукты у нас были на исходе, поэтому при первой возможности мы охотились на рябчиков, уток, ну и всегда пытались добыть что-нибудь покрупнее, поэтому мною руководил не только азарт. Главное, нужно было добыть мяса.

Медвежонок бежал вдоль берега озера и скрылся за деревьями. Я мгновенно определил, где он должен появиться в поле моего зрения, и взял это место на прицел. В то время я уже довольно хорошо стрелял бегущего зверя пулей, и добыть его, в общем-то, не составляло труда. Когда он выскочил там, где я его ожидал, я поймал его на мушку и буквально за мгновение до того, как нажать курок, увидел, что это не медвежонок, а мальчишка. Он бежал, несколько ссутулившись, в длинной темной куртке, без головного убора, с развевающимися темно-русыми волосами. В руках у него было небольшое удилище. Я вздернул карабин стволом вверх и с трудом перевел дыхание. Мальчишка скрылся за деревьями, не заметив меня. С трудом я пришел в себя от волнения и осторожно подошел к берегу озера. Откуда он мог появиться здесь? Осматриваясь, из-под кроны кедра увидел метрах в ста от себя бородатых людей, которые с удочками в руках ловили рыбу, и среди них был мой «медвежонок».

Несколько успокоившись, я пошел к ним. Теперь они, увидев вооруженного человека, вышедшего из тайги, прекратили рыбалку и внимательно рассматривали меня. Один из них наклонился и взял в руки ружье, лежащее на камнях. Подойдя ближе, я узнал в одном из них Золотаева, да и он меня узнал. Мы поздоровались. Один из стариков внимательно посмотрел на меня и, прищурив глаза, заметил:

— Чего испужался, никто тебя не тронет. Я не стал объяснять причину моего состояния, что-то промямлил, ссылаясь на усталость, на то, что плохо спал и т. д. Мы немного посидели на камнях, поговорили. Я сообщил, что экспедицию ведет Молоков. Один из стариков сказал:

— Данила всю жизнь ездит с паучниками, много повидал. Разговаривая с ними, я буквально не сводил глаз с мальчишки, которого я совершенно не интересовал. Он увлекся рыбалкой, и только нет-нет да посмотрит на мой карабин. Ну, а мой мозг сверлила одна дума, что бы было, если бы я его застрелил. Уходя, я пригласил их вечером к костру, если еще останутся здесь. Вечером двое из них пришли в наш лагерь повидаться с Молоковым и засиделись у костра до глубокой ночи. Золотаев, к моему удивлению, не пришел. Как обычно в таких случаях, пригласили их поужинать с нами и перед ужином налили всем по небольшой чарочке спирта. Оба гостя с удовлетворением выпили. Один из них, перед тем как выпить, сказал:

— Шпиртику выпить можно, — и поинтересовался, чистый ли спирт. Получив утвердительный ответ, он слегка улыбнулся, посмотрел по сторонам на тайгу, на стоящих у дымокура лошадей и как-то красиво перекрестившись, произнес:

— Эка благодать, прости нас, Господи. Откровенно говоря, я всегда с интересом смотрел и слушал таких угрюмых, на первый взгляд, таежников, которые отличались замкнутостью, скромностью и в то же время общительных. Разговаривая, выпили еще по одной чарочке, а вот когда Молоков предложил по третьей, то один из них твердо, но в то же время деликатно сказал, слегка прикрывая ладонью чарочку:

— Будет. И только здесь, у костра, в этой прекрасной обстановке я окончательно успокоился. Спустя несколько дней, уже по пути к дому я рассказам Молокову все, что произошло. Он выслушал и сказал, что всегда надо быть внимательным, горячиться не надо, и добавил, что глаза иногда обманывают — видят то, что хотелось бы видеть голове.

Постепенно о Лыковых стали забывать. Многие склонялись к тому, что он ушел в Туву, тем более что сделать это было уже несложно, так как Тува в 1944 году вошла в состав СССР и граница была открыта.

Жизнь и работа в заповеднике шли своим чередом. Строились жилые дома, велась большая научная работа, и постепенно залечивались раны, нанесенные военным временем.

Осенью 1948 года мы с Молоковым во время дежурства на Абаканском кордоне поднялись верх по Абакану на лодке, как говорят в Сибири, на шесту, и побывали в брошенном поселке на реке Каир. Все шесть изб, в которых проживали староверы, стояли с пустыми проемами окон. Все заросло бурьяном. Малинник, крапива, репей выше человеческого роста стояли плотной стеной, и подошли мы к избам, с трудом пробившись сквозь эти заросли. Молодые березы и осины густо затянули бывшие огороды и пашни. В избах было как-то не совсем приятно, поэтому устроились мы под сохранившимся навесом. Односкатная крыша и три стенки навеса были забраны колотыми кедровыми плахами. Под навесом было сухо и по таежным меркам довольно уютно, особенно когда развели костер и стали готовить уху из пойманных в устье Каир-су хариусов.