Lyonesse_Suldrun's_Garden_Rus

Сулдрун медленно спустилась к старой липе, под которой просидела, мечтая, так много часов... Сад казался меньше. Его заливал самый обыкновенный солнечный свет. Где же старое очарование, которое было только здесь, где дикие розы, чей роскошный аромат наполнял воздух, когда она впервые попала сюда? Под тяжелыми шагами захрустел песок, она оглянулась и увидела лучезарно улыбавшегося брата Умпреда. Священник одел коричневую рясу и подпоясался черной веревкой.

Между пухлыми плечами свисал клобук; выбритая тонзура отливала розовым.

Брат Умпред бросил быстрый взгляд налево и направо, поклонился и сложил перед собой руки.

— Благословенная принцесса, Неужели вы зашли так далеко без сопровождения?

— Именно так, я прихожу сюда за одиночеством. — В голове Сулдрун не хватало тепла. — Мне нравится быть одной.

Брат Умпред, все еще улыбаясь, опять оглядел сад.

— Это настоящий приют тишины. Я тоже люблю одиночество; быть может мы оба сделаны из одного теста? — Брат Умпред подошел к девушке, и остановился буквально в ярде от нее. — Какое удовольствие найти вас здесь. Я уже давно хотел поговорить с вами, очень серьезно.

— А я не хочу говорить ни с вами, ни с кем-нибудь другим, — ответила Сулдрун еще более холодным голосом. — Я пришла сюда побыть одна. 

Брат Умпред состроил шутливую гримасу.

— Сейчас я уйду. Но, тем не менее, неужели вы думаете, что пристойно ходить одной в такое уединенное место? Вот была бы добыча для языков, если бы об этом стало известно! Все бы захотели знать, с кем вы встречаетесь в такой интимной обстановке.

Сулдрун, молча и холодно, повернулась к нему спиной. Брат Умпред состроил еще одну потешную гримасу и отправился вверх по тропинке.

Сулдрун какое-то время посидела под липой. Она подозревала, что брат Умпред затаился где-то между камней, надеясь увидеть того, кто придет к ней на свидание.

Наконец она встала и пошла обратно. Изгнание брат Умпреда вернуло саду часть очарования, и Сулдрун выдернула некоторые сорняки. Возможно завтра она вернется и выкорчует крапиву.

Брат Умпред поговорил с королевой Соллас и кое-что ей предложил. Соллас подумала, а потом, с холодной рассчитанной злобой — она давно решила, что не любит Сулдрун — отдала соответствующие приказы.

Прошло несколько недель, прежде чем Сулдрун, несмотря на свое решение, сумела вернуться в сад. И, пройдя через старую деревянную дверь, заметила группу каменщиков, работавшую в старом храме. Они уже расширили окна, вставили дверь, сломали заднюю стену, расширяя внутренность храма, и поставили алтарь. — Что вы строите здесь? — с ужасом спросила Сулдрун.

— Церковку, Ваше высочество, или часовню, можно и так сказать. Христианский священник будет проводить в ней свои ритуалы.

Сулдрун почти не могла говорить.

— Но... кто отдал такой приказ?

— Сама королева Соллас, Ваше высочество, чтобы ей было удобнее и приятнее молиться.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

МЕЖДУ ДАССИНЕ И ТРОЙСИНЕ лежал Скола, остров скал и утесов, двадцать миль в поперечнике, населенный скилами. Посреди острова возвышался вулканический пик, Кро, время от времени напоминавший о себе бурчанием, клубом дума или пузырем серы. От Кро отходили четыре крутых кряжа, делившие остров на четыре герцогства: Сэдракс на севере, Корсо на востоке, Рамнантус на юге и Мелванг на западе; ими номинально правили герцоги, принесшие присягу королю Ивару Эксельцию из Дассине.

Но на самом деле скилами, темным и хитрым народом неизвестного происхождения, не правил никто. Они жили обособленно в горных долинах, выходя из них только тогда, когда приходило время для кровавых дел. Их жизнями правили вендетта, месть и ответная месть. Они считали добродетелями воровство, безрассудную отвагу, жажду крови и стойкость под пытками; кроме того скилы всегда держали слово, будь то обещание, гарантия или угроза, причем приверженность скила своему слову часто граничила с абсурдом. С рождения до смерти жизнь скилов была последовательностью убийств, пленов, побегов, диких сражений и бесстрашных спасений: дел, несовместимых с идиллической красотой мест, в которых они жили.

На дни праздников мог объявляться мир, и тогда веселье и потеха перехлестывали любые границы. Все было чересчур: столы стонали под тяжестью еды; выпивалось невероятное количество вина; гремела страстная музыка и танцоры извивались в диких танцах. Внезапные приступы сентиментальности могли закончить старую вражду и покончить с кровной местью, насчитывавшей сотни убийств. Слезы и воспоминания оживляли и укрепляли старую дружбу.

Красивые девушки и галантные кавалеры встречались и любили друг друга, или встречались и расставались. Восторг и отчаяние, обольщение и похищение, погони, трагические смерти и падшая добродетель, все давало пищу для новых вендетт.

Горцы с западного побережья, если приходило настроение, плавали в Тройсине, где грабили, насиловали, убивали и похищали ради выкупа.