– А где же у Лысой Горы глаза?
– А вот глаз у Горы нет, – объясняет Жива. – Мать – это тьма. Тьме глаза не нужны. Как зарождающемуся младенцу в животе матери не нужно зрение, так и отлетающей душе оно не нужно. Для существования вполне достаточно и слуха.
Неожиданно Жива замолкает.
Мимо арки по поляне проходят двое – высокий красавчик в кожаном плаще и длинношеий урод в пиджаке из змеиной кожи. Не подозревая, что в потерне кто-то есть, они переговариваются между собой:
– И куда они все подевались? – недоумевает первый.
– Попрятались, – отвечает ему второй. – Испугались, видно, что дождь их намочит.
– Ну, нам, в отличие от «людей», – усмехается красавчик, – это не грозит.
– Ты слышала? – шепотом спрашивает Майя.
– Что? – едва слышно отвечает Жива.
– Он сказал: «в отличие от людей». Они и, правда, себя за людей не считают.
Двоюродные сёстры хоть и шепчут друг другу, но даже слабый шорох в тоннеле ощутим для слуха аспида так же хорошо, как и биение сердца под стетоскопом.
Услышав шёпот, длинношеий урод бросает взгляд на вход в потерну. Кудрявый красавчик уходит куда-то в сторону, исчезая из поля зрения. Урод же в направляется к арке.
У девушек сердце уходит в пятки. Они понимают, что это те самые иные, которые преждебыли в шляпах.
К счастью, в последнюю секунду красавчик окликает урода.
– Дэн!
– Что? – оборачивается урод.
– Не отставай!
Шмыгнув носом, Дэн послушно следует за ним. Девушки ещё долго сидят молча, боясь пошевельнуться.
32. Димоны и те, кто в них сидят
Втянув голову в плечи, О’Димон прячется от дождя под деревом. Димон-А же стоит рядом на открытой дорожке, широко раскрыв руки и намеренно подставляя лицо каплям дождям.
От ливня он получает сильнейшую эйфорию (прямо-таки в космическом масштабе!). Он чувствует себя, защищенным со всех сторон, как в утробе матери.
Тело его, заряжаясь от каждой капельки, наливается дьявольской силой. Весь мокрый до нитки он демонически ржёт над "прибитым", дрожащим под деревом приятелем.
В отличие от него, на О’Димона нападает сильный сушняк. Он вспоминает о двухлитровой бутылке кока-колы, живо снимает рюкзак, резво вынимает бутылку и жадно, не отрываясь, выпивает сразу половину содержимого.
– Эй, оставь мне! – кричит ему Димон-А.
Оторвавшись, О’Димон понимает, что совершенно не напился. Словно целый литр кока-колы попал ему не в желудок, а пролился в какую-то бездну. Но Димон-А забирает у него бутылку. Отпив глоток, он морщится: по вкусу напиток явно отдаёт мочой.
– Фу! Как можно это пить!
О’Димон начинает ржать.
– Заткнись, тиранозавр.
– От тиранозавра слышу.
Тем временем, дождь закончился. Так же неожиданно, как и начался. Под выглянувшим из-за тучи солнцем всё начинает сверкать совершенно невообразимыми неоновыми красками.
Небо оказывается фиолетовым, солнце – оранжевым, а трава – ядовито-зеленой. Деревья приобретают зловещую сущность, а листики с каплями воды словно искрятся под высоким напряжением.
Из этой искрящейся материи соткана вся окружающая природа. Оба Димона тоже искрятся и сверкают.
Воздух становится податливым, как пластилин. Димон-А берёт воздух руками и лепит то, что ему надо. Голубой воздушный шарик. Слепив его, он видит, что тот РЕАЛЬНО повисает в воздухе.
Димон-А бьёт по нему рукой, и тот отлетает в сторону. Причем рука также отделяется от него и повисает рядом, хотя, на самом деле, руку он убрал. Его забавляет рисовать на фиолетовом небе отделённой от него рукой, после чего на нём остаются разноцветными каракули и замысловатые фигуры, которые сами по себе движутся.
– Нифига, – говорит Димон-А.
Он пытается что-то объяснить О’Димону, – то, что он чувствует, но у него это не получается. Изо рта вылетают какие-то односложные фразы, которые отказываются складываться в предложения. Разговаривать ему весьма сложно. Запахи становятся такими вязкими, как будто он вдыхает гель.
Неожиданно у него включается спорадическая моторика, и ноги его сами по себе, непроизвольно начинают двигаться на месте, как у робота. От страха он опускается на землю, но ноги не останавливаются и продолжают совершать колебательные движения, как поршни в моторе. Он сучит на месте ногами, как младенец.
– Что делать, О’Димон? У меня тапки бегают.
– Откуда я знаю, что делать?
– О’Димон, что делать? – Димон-А приходит в ужас оттого, что он не может их остановить.
– Вставай и беги.
Димон-А встаёт на ноги и бежит на месте. Ему словно выдаётся новое тело из упругой резины. При этом земля под ногами ощущается такой же резиновой. Он слегка подпрыгивает и тут же возносится вверх на три метра. Плавно опустившись, он подпрыгивает сильнее и возносится над деревьями.
33. Ангелочки-ведьмочки
Убедившись, что дождь затих, Майя и Жива решают, наконец, выйти из арки.
Впереди, совсем близко, над дорожкой они видят радужный свод – самое начало дуги. Всей радуги им не видать, потому что она висит над всей Лысой горой.
– Смотри, какая! – восхищается Майя.
– Это и есть те самые девятые врата, о которых я тебе говорила, – открывает ей тайну Жива.
– Ну тогда побежали! Может, мы ещё успеем их пройти.