ЛЫСАЯ ГОРА

Но Димон-А не слышал его, ему было не до того. На него навалилась вдруг страшная тяжесть. От сильного давления на голову у него зазвенело в ушах, в ладони и в подошвы ног вонзились тысячи иголок.

Он ощутил в себе перевёрнутую вниз горящую восковую свечу. Свеча плавилась, истекая воском по его ногам. Он почувствовал себя ракетой от фейерверка, фитиль которой уже запален.

К горлу подступила тошнота. Его охватил озноб и всевозрастающая дрожь. Он понял, что в нём пробудилась та самая кундалини, о которой говорил ему приятель, что она уже подняла голову.

Внезапное ускорение, сдвиг, — и где же тело? Тело исчезло. Рук нет, ног нет. А перед глазами какое-то ярчайшее безумие. Все скачет на дикой скорости, поэтому глаза хочется закрыть.

Димон-А закрыл глаза и вдруг почувствовал внутри себя движение. Словно какая-то юркая змейка, стремительно обвиваясь вокруг позвоночника, возносилась от копчика к темечку.

— Что это? — хотел он сказать и не мог, потому что куда-то исчез язык и зубы, а через нёбо стало видно небо.

Изо рта его вылетали какие-то односложные фразы, которые отказывались складываться в предложения. Запахи же стали такими вязкими, будто он вдыхал гель. Ему захотелось глотнуть — ага, сейчас! Всё провалилось куда-то в тартарары. Руки затряслись, ноги заходили ходуном, а глаза стали сами собой открываться-закрываться.

— Что вообще… происходит? — пошевелил он губами и неожиданно всхлипнул. Из носа его самопроизвольно потекли сопли, а из глаз — слёзы.

Сквозь слёзы он увидел, что с О’Димоном творится то же самое, что и с ним. Он так же дёргался, хихикал и гримасничал, он так же то и дело хлопал глазами, а рот его открывался и закрывался, как у пойманной рыбы.

Как только спиралевидная змейка-кундалини воспарила из темечка Димона-А, его накрыло по полной. Он как бы увидел себя со стороны: как стекало на асфальт его тело, как крутил он головой из стороны в сторону, силясь понять, что с ним происходит.

Но осмыслить происходящее ему было ещё не под силу. Опустившись на четвереньки, он был явно не готов к такому исходу.

Судорожно подёргивая губами и пытаясь сглотнуть воображаемую слюну, он держался руками за землю, и взгляд у него был испуганный, как у ребёнка. Он, кажется, готов был заплакать.

— Я уже умер? — спросил он, удивляясь тому, что может говорить.

— Нет, — ответил О’Димон откуда-то издалека.

— Я, точно, не умру?

— Это такая волна… она сейчас пройдёт.

Но волна почему-то не проходила. Более того, ко всему ещё присоединились слуховые галлюцинации. Шумно зашелестели опавшие листья, затем послышались чьи-то невнятные шёпоты. За перешёптыванием последовали резкие щелчки и тонкое посвистывание. Их сменили режущие ухо гнетущие и скрежещущие звуки.

Затем где-то вдалеке ритмично и глухо забил барабан. С левой стороны раздались призывные звуки шофара, справа полилось жалобное пение кларнета, сверху посыпалось отвратительное лязганье цимбал, а снизу донеслись душераздирающие крики и стоны.

Димон-А зажал уши ладонями, но какофония не только не исчезла, но стала ещё громче. Ничего не соображая, он захлопал глазами.

Неожиданно весь этот аудио-террор резко оборвался. Но наступившая тишина оказалась лишь короткой передышкой перед чередой новых, теперь уже зрительных галлюцинаций.

19. Лыбедь

Майя и Жива, между тем, свернули к насыпной, утрамбованной щебнем дороге, ведущей к гаражному кооперативу «Лыбедь». Чуть далее над ржавыми крышами гаражей нависали автомобильные эстакады. Оттуда доносился неимоверный гул. И тем невероятнее было услышать совсем рядом тихое журчание воды.

— Что это? — удивилась Майя.

— Сейчас увидишь, — пообещала ей Жива.

Спустившись ниже по насыпи, Майя заметила в лощине огромный трёхстворчатый бетонный коллектор. Из него по средней створке вытекала неспешно маленькая речка, больше похожая на широкий ручей.

— Это что, Лыбедь? — округлились глаза Майи.

Жива кивнула ей.

— Вы не поверите, — рассказывал здесь гид экскурсантам всего лишь пятнадцать минут назад, — но ручей этот был когда-то знаменитой речкой, названной так в честь Лыбеди — легендарной сестры трёх братьев-основателей местечка Киева. Именно здесь она, запрятанная под землю и закованная в бетонные берега на всём своём протяжении, неожиданно вырывается на волю. Это единственный участок, где на протяжении полукилометра она протекает в своём естественном русле. Место это даже получило от мэрии охранную грамоту как памятник природы «Древнее устье реки Лыбедь».

В первый момент экскурсантам здесь так понравилось, что они старались не обращать внимания на старые автомобильные шины, торчащие из воды, и мусор, живописно повисший на ветвях деревьев.

Пластиковые кульки и тряпки висели чуть ли не в метре над водой. После сильных ливней вода здесь поднималась на метр и выше. Видимо, гаражи здесь не раз затапливало, поэтому левый берег Лыбеди и был укреплён насыпным грунтом, в результате чего дорога стала пролегать чуть ли не вровень с крышами гаражей.