Я резко дёрнул её за руку. Мы с шумом упали в воду в полуметре от Максима и Гермеса. Это была любимая шутка Лёши Смелого — сделать милое лицо и сдёрнуть человека за руку — в воду. Но Роська не оценила. Она наглоталась воды и ещё полчаса дулась на меня. Только когда ласковый и глупый Вавилон позволил ей себя оседлать и провёз два круга по бассейну, Роська крикнула:
— Листик, какие они хорошие!
А я что говорил?!
После такого знакомства мы стали частыми гостями в Зелёном бассейне. Именно в Зелёном, потому что Иван пускал нас всегда и без нотаций. Не то, что остальные! Да и «зелёные» дельфины нравились нам больше всех других. Иван обучал их всяким фокусам, иногда они показывали целые представления.
— Он дрессировщик? — спросила как-то Роська про Ивана.
— Ну… нет. Он диссертацию по дельфинам пишет.
Но диссертация диссертацией, а подопечные Ивана были настоящими артистами. Особенно Настя и Ёлка. Настя лучше всех прыгала через обруч, а Ёлка обожала всевозможные украшения. Мы бросали в воду обручи, банты, связанные кегли. Ёлка подцепляла это рострумом или хвостом и могла целый день носиться с ними по бассейну. Её потому и прозвали так, что она напоминала новогоднюю ёлку.
Больше всего дельфины полюбили Роську. Наверное, потому, что она лучше нас плавала и могла подолгу выдерживать их игры.
Однажды мы, как обычно, играли с дельфинами, как вдруг я услышал испуганный Роськин голос:
— Максим! Что с тобой?
Я обернулся к Максиму. Он застыл в воде, ухватившись за плавник терпеливого Вавилона, и как-то слишком тупо смотрел перед собой. Я бросил возню с Настей и подплыл к нему.
— Ты чего?
Максим помотал головой и опять уставился перед собой. Мы с Роськой переглянулись.
— Слышите? — шёпотом спросил Максим.
Мы прислушались. Где-то рядом раздался шорох, похожий на шуршание полиэтиленовых пакетов.
— А, — махнул я рукой, — это шуршунчики.
— Кто?! — в один голос воскликнули Осташкины.
Пришлось объяснять, что звук это появляется на Лысом очень часто. То в Посёлке, то в лесу, то около бассейнов и вольеров, в камнях на Пристани и даже в домах, а уж в Центре от него просто деваться некуда. Источник звука найти оказалось невозможно, ясно было только, что он перемещается, состоит из множества объектов и имеет определенные привычки (например, любит сборища людей и, вероятно, запах фотопроявителя). Наконец, решили, что это какие-то микроскопические жучки или что-то в этом роде.
— Если микроскопические, почему звук такой громкий? — удивился Максим.
— Ну… я не знаю, Максим. Никто этим не занимался, энтомологов у нас нет. Жуки так жуки. Назвали шуршунчиками и перестали обращать на это внимание. Вроде стрекота кузнечиков. Никому это не интересно.
— Мне интересно, — твёрдо сказал Максим и ушёл под воду. — Вавилону надоело бездействие.
Мы поплыли к лесенке.
— Что может быть интересного в жуках, — пожала плечами Роська. — Пойдём лучше посмотрим Холмы, про которые Листик рассказывал. Пойдём, Максим?
— Мм-м-м, — помычал Максим, — идите одни, я лучше почитаю.
— Ну, Макси-и-им… — умоляюще протянула Роська, а я молчал. Бесполезно Максима упрашивать, даже пытаться не стоит.
3
С этого дня с Максимом что-то случилось. Целыми днями он бродил неприкаянный по Посёлку с блокнотом и ручкой, исследовал камни в Заливе и Слюдяной бухте, доски, из которых сложен причал, даже в Центр пробрался и ходил там с лупой.
— Что он ищет? — спрашивали все.
— Шуршунов, — всерьёз отвечали мы с Роськой.
Взрослые в ответ ухмылялись или качали головой.
Я тоже не очень-то верил в эту затею, но с каждым днём всё больше удивлялся: глаза Максима разгорались странным блеском.
И вот настал день, когда Максим, запинаясь и смущаясь, поведал нам о тайне шуршунов. Едва дослушав до конца, мы помчались к Веронике, хоть она и не была в восторге, что её оторвали от дел.
… — Подождите, подождите, так вы утверждаете…
— Максим утверждает.
— Ах, Максим! — Вероника стала мерить большими шагами комнату. — Итак, Максим, ты считаешь, что этот шуршащий звук издают животные?
— Да. Обыкновенные млекопитающие.
Максим вроде бы говорил спокойно и уверенно, и только быстрое моргание выдавало его волнение.
— Они такие маленькие, что мы их не видим, а только слышим? — предположила Вероника, подняв чёрные широкие брови — что-то вроде микробов? Млекопитающие микробы?
Максим густо покраснел и стал смотреть в окно. Да, не научился он ещё разговаривать со своей невозможной тётушкой.
— Вероника! Дай ты человеку сказать! Никогда до конца не выслушаешь, что за манера…
— Листик, без нотаций, будь добр. Извини, Максим, продолжай.
— Ну… вот, — глаза Максима потеплели, а я гордо перевёл дыхание. — Я долго за этим звуком наблюдал и понял: существа, издающие шуршание, имеют невидимую структуру…
— Ну и Максим!.. Ну-ну, продолжай! — сверкнула на меня прекрасными глазами Вероника.
— Чего тут продолжать? — удивился Максим. — Шуршуны невидимые, и это у них так инстинкт самосохранения работает. В минуты полного спокойствия и безопасности они…
— Стоп! Идём! — Вероника схватила Максима за руку и потащила из комнаты.
— Куда вы?! — крикнула Роська.