Лыжнег

Завгородний(радостно): Вот-вот!.. Он же у вас по глазам спец! Не слыхал?.. (косится на кураевские очки) По твоей же части!..

Кураев(нравоучительно): Это, Вадим Феоктистович, пережитки язычества. Так сказать, рецидив дохристианского созна…

Кураев не успевает договорить. В зал вваливается запыхавшийся Пилипенко.

Завгородний(требовательно): Ну?

Пилипенко: Упаковали. Проинструктировали. Переодели.

Завгородний удовлетворенно кивает.

Кураев(мнется): А он это… не агрессивный?

Завгородний(небрежно): Да, нет. Человек степенный. В летах. При Валере грелся: кадило, кропило, «отченаш»…

Кураев: Алтарник?

Завгородний (соглашается): Ага. Вроде того… Ну, и опять же сопровождение будет! Люди опытные. Квалифицированные… Ты, главное, в зеркальце не особенно смотри по дороге. Чтобы не расстраиваться… А в Москву они, вообще, в отдельном купе поедут…

Кураев встаёт.

Кураев(нерешительно): Ну, я пошел?

Завгородний тоже встает, жмет руку, хлопает Кураева по плечу – тот облегченно выдыхает и направляется к выходу.

Завгородний(вдогонку): Ребята наши не особенно разговорчивые, но исключительно положительные! С богатым опытом оперативной работы…

Переключается на Пилипенко.

(строго) Машину помыли? Заправили? Шофер в норме? Не с бодуна, как в тот раз?

Пилипенко показывает жестом: мол «всё в ажуре» и отходит от двери, чтобы пропустить Кураева. Тот уже собирается выйти, но его останавливает неожиданный окрик Завгороднего.

Уважаемый! Совсем забыл…Тут у меня это…

Расстегивает пуговицу на гимнастерке, копается в волосах на груди и с трудом находит в них нательный крестик.

Вот! Нельзя ли его окрестить?

Кураев(догадывается): Освятить?

Завгородний(радостно): Ага!.. Валерка побрызгал, конечно. Но я как-то не особенно…

Кураев ошарашено смотрит на Завгороднего, потом на Пилипенко. Пилипенко смотрит на своего начальника, потом на протодиакона. Их взгляды пересекаются. Во взгляде Пилипенко появляется недоверие, потом непреклонность. Глаза его сужаются, а руки – закрывают перед кураевским носом дверь. Протодиакон тяжело вздыхает и обессилено опускает руки.

Занавес.

Сцена четвёртая

Швейцарские Альпы. Маленькая частная клиника. Отделка и мебель в стиле хай-тек. Всюду стерильная чистота. Немногочисленный вышколенный персонал.

По коридору медленно идут доктор Клюге и митрополит Илларион. Оба в белых халатах. Под халатом Иллариона не полы рясы, а брюки. В руках Клюге папка. Он ее время от времени открывает и листает бумаги. Говорят между собой по-немецки.

Клюге: …Общее состояние пациента внушает обоснованные опасения. Выявлен ряд хронических заболеваний. Опорно-двигательный аппарат, позвоночник, нервная система, лёгкие, почки… А состояние желудочно-кишечного тракта можно оценить как критическое. Запущенная язвенная болезнь требует немедленной…

Илларион останавливает Клюге жестом.

Илларион: Во избежание дальнейших недоразумений, давайте сразу определимся с приоритетами. Общее состояние нас интересует исключительно в режиме поддержания. Вы понимаете, о чем я говорю?

Клюге мнется и неопределённо пожимает плечами.

(поясняет) От вас требуется обеспечить относительную дееспособность пациента… ммм… на ближайший год. Максимум два. В первую очередь, нас интересует экстерьер – его соответствие заданным параметрам. Оздоровительные мероприятия по другим направлениям следует ограничить временны́ми рамками, заданными этой основной задачей… Вы понимаете, о чем я говорю?