Лыжник

– Понимаешь, Саныч, у твоего сына личностные проблемы, – заявил он однажды Петру Александровичу. – Послушай добрый совет и своди его в диспансер, пусть с парнем врач побеседует. Ну так, на всякий случай.

Старший Петров слова Леонида Сергеевича пропустил мимо ушей. Он, наоборот, был очень доволен Сашиным взрослением. Уже на втором или третьем занятии, заметив педагогические таланты сына, быстро припахал его к занятиям с девочками младшего возраста, а потом ревниво наблюдал, как у сына отлично получается вести тренировку, даже лучше, чем у него самого. Только вот выводы он сделал неправильные.

– Представляешь, мать! – обратился он как-то раз к жене. – Сашка, оказывается, глазастый парень. Все мои ухватки присвоил. Смотрю, как он с малышней возится, и вроде бы каким-то ущербным себя чувствую. Не получается у меня так с детьми. А у парня талант настоящий! А Лёнька, гад, советует его психиатрам показать.

Клавдия Васильевна встрепенулась.

– Каким еще психиатрам! В уме ли твой Харитонов? Даже не рассчитывай, никаких психиатров. Конечно, с Сашей в последнее время что-то происходит. Но я врач и сама буду решать, что нужней для моего сына.

Однако ближе к концу февраля все вроде вошло в колею. Ребята в классе перестали донимать Сашу пустой трепотней и обращались к нему кратко и по делу. Его даже начали называть по отчеству. Обращение Петрович, пущенное кем-то из мальчишек, приняло всеобщий характер. Даже Филимонов обращался к нему именно так. Постоянно слыша такое обращение, Наталья Юрьевна также начала вызывать его на уроках по отчеству. Вначале с улыбкой, шутя, а затем – как будто так и надо.

На недоуменный вопрос директора, зачем она это делает, классная руководительница задумалась, затем сказала:

– Понимаете, Леонид Сергеевич, мне так комфортней. Чувствуется личность в этом мальчишке. Ну как вам объяснить? Такое ощущение, что в нем сидит взрослый, умудренный жизнью человек.

– М-да! – тяжело вздохнул директор. – Я, пожалуй, понял, что вы имеете в виду. Сам имел счастье убедиться. Ладно, делайте так, как вам удобней. Кстати, если авторитет Петрова так поднялся, может, имеет смысл его нацелить на комсомольскую работу в следующем году?

– Нет, нет! – замахала руками девушка. – Не будет с него проку. Во-первых, не согласится. А во-вторых, он как-то заявил, что в комсомол вступать не будет. Видите ли, у него и так мало времени на тренировки…

– Куда уж больше, – возмутился Харитонов. – Похоже, не только у него проблемы с головой, но и у Саныча. Совсем парня загонял. Тот уже не соображает, что говорит. Какие-то мысли подозрительные. Не знал бы его отца, подумал бы, что в семье не те беседы ведутся. Недорабатываете вы, Наталья Юрьевна, недорабатываете, даром что сама комсомолка.

Наталья Юрьевна нахмурилась, слова директора слышать было неприятно. Однако оправдываться не стала и выжидающе смотрела на него.

Тот тем временем пытался закурить, искоса погладывая на высокую грудь учительницы. Леонид Сергеевич был большим ценителем женской красоты. Недаром Клавдия Васильевна иначе чем кобелем его не называла. Хотя про себя, чисто по-женски, иногда жалела, вспоминая его жену, больше похожую на мужика в юбке.

Наталья Юрьевна эти взгляды замечала не раз, но продолжала их игнорировать. Воспитанная родителями в строгости, она собиралась честно отдать девственность будущему избраннику и на намеки директора не реагировала.

«Боже мой! – думала она. – Ему же целых сорок семь лет. Как Евгения Павловна решилась стать его любовницей? Не понимаю! Он же старик настоящий. А все туда же, молодых ему подавай».

Но слова о недоработке она приняла к сведению и уже на следующий день попыталась привлечь Сашу для начала к пионерской работе. Однако после ее предложения Петров с таким насмешливым превосходством глянул на нее, что дальнейшие слова застряли на языке.

– Несерьезно это, Наталья Юрьевна, – спокойно ответил он. – Не буду я таким детством заниматься.

Смутившаяся учительница в этот момент почувствовала себя маленькой девочкой, стоящей перед отцом, отчего сразу прекратила разговор.

«Что он себе позволяет, этот Петров! – возмущенно думала она, быстро шагая в сторону учительской. – Ведет себя так, как будто он здесь учитель, а не я».

Эта беседа имела одну сторону, невыгодную для Саши, о которой он пока не подозревал.

Оставшись один в кабинете, Леонид Сергеевич задумчиво выдыхал кольца папиросного дыма одно через другое и размышлял о словах учительницы.

«Странно все это, – думал он. – Был ведь парень как парень. А тут как шлея под хвост попала. Ох! Чувствую, погорюем мы еще с ним. Если откажется в комсомол вступать, проблем не оберемся. Может, его в профтехучилище сплавить? Там таких, как он, хулиганов пруд пруди. Вот только как Саныч на это посмотрит? Обидится ведь смертельно, чертяка. Хотя чего ему обижаться, лет пятнадцать назад за такие слова можно было и в лагерь загреметь под фанфары. Так что пусть радуется, что Хрущев оттепель устроил».

Подумав, он решил позвонить Петру Александровичу и решительно затушил дымящуюся папиросу в пепельнице, полной окурков.