Лже-Абсолют

Страсть исследователя, это неодолимое чувство, вновь взяла верх над страхом. Он вторично рискнул, открыл глаза, чтобы не только ОЩУЩАТЬ, но и ВИДЕТЬ. Федору почудилось, будто черная пустота уже проникла в комнату и накидывает на него саван. Даже на войне он не так боялся смерти, как теперь, когда узрел крохотную частицу лика Вечности.

— Достаточно? — словно из далекого, чудом сохранившегося мира, донесся голос Поэтессы.

— Пожалуй… — Федор еле ворочал языком.

Защитный экран опустился, саван пустоты исчез, в комнате снова царила жизнь, пусть ограниченная серыми стенами и оттого однообразная, но все-таки ЖИЗНЬ! Москвин постепенно приходил в себя. Он сказал:

— Насколько справедливо изречение древних: ничто не вечно под луной. Только что вы мне наглядно продемонстрировали это. Зачем за что-то бороться, если все равно ему придет конец. И то, что вы стремитесь спасти, обязательно поглотит вечность!

— Вы все неправильно истолковали, — возразила Поэтесса. — Вечность — не только смерть, но и рождение. Создатель не позволил бы своим творениям сгинуть в небытие. Они возрождаются в других формах и обличьях, сущность которых не под силу познать даже нам, достигшим несравнимо больших знаний по сравнению с людьми вашего мира. Однако кое-что для нас открыто… В вечности, которая вас так напугала, звучит гимн бессмертию! Бессмертные души парят над черной пустотой, и в их чудесных песнопениях слышится главная живительная красота вселенной — Великая Музыка Любви.

Последняя фраза Поэтессы несколько успокоила Федора. Вместе с успокоением пришло еще что-то… усталость. Усталость уже не от тяжких приключений, а от познаний.

Поэтесса с улыбкой произнесла:

— Отдохните…

— Я недавно отдыхал тут у вас. Вот если бы еще вашего чудесного напитка.

— Нет проблем.

Вновь появились летающие шарики, теперь один из них поймал сам Федор. Крышечка сбоку. Какой неповторимый вкус!

И снова — туман…

…Ему опять привиделась черная дыра, которую все больше и больше расцвечивали цветные точки. Они играли, резвились, куда-то летели. И вот уже повсюду царило удивительное разноцветье. Вскоре он понял, что это — обычный осенний бульвар его небольшого города, а точки — падающие листья: желтые и красные. Вместе с ними среди огненного листопада кружилась Поэтесса, гимном Красоте звучала ее песня:

Закружилась в пестром танце осень,

Открывая разноцветный бал.

И печальный бард длинноволосый

Струны на гитаре перебрал.

В плачущем аккорде немудреном

Капелек дождя хрустальный звон.

Пестрые ладошки юных кленов

Аплодируют со всех сторон…

Туман как стремительно закружил голову, так быстро и рассеялся…

Хотя ирреальностью не следует увлекаться, именно она сыграла основную роль. Даже вернувшись в действительность, Федор по-прежнему видел Поэтессу под пестрым дождем осыпающихся листьев. Он не желал признавать, что Красота может обмануть… Обмануть лукаво и беззастенчиво. Еще одна истина: «порок часто надевает красивые маски», — была им отринута. Он согласился выполнить просьбу Поэтессы! А взамен попросил только одно: чтобы она окончила песню.

Она не возражала:

И разносит горький запах ветер

От осенних тлеющих костров,

Он поет единственный на свете

Про печаль, надежду и любовь…

Почему песня такая грустная?.. Почему к глаза подступают слезы?..

ПОРОК ЧАСТО НАДЕВАЕТ КРАСИВЫЕ МАСКИ!.. «И что?! Она ведь мне ничего не обещала! Она говорила про возможную катастрофу… Поэтому я постараюсь отыскать то, что нужно Поэтессе в материалах Крамской!»

Ах, этот осенний листопад!

«Уж не влюбился ли я?»

Но оставался еще один вопрос — о риске, которому он подвергается. Впрочем, Поэтесса и здесь опередила его:

— Вам теперь не найти покоя от недругов. Но это пустяки, на самом деле все гораздо сложнее: скоро вы вообще НЕ НАЙДЕТЕ ПОКОЯ, новые знания слишком притягательны. То, что сегодня имеет для вас первостепенное значение, завтра покажется бессмысленной тратой времени и сил. Для вас исчезнут прежние идеологические догмы и моральные принципы. Каждый божий день вместо того, чтобы радоваться жизни или горевать по поводу маленьких неудач, вы станете скучать. Скука разъест вас, как в свое время Печорина, и, боюсь, что точно так же как он, вы отправитесь искать смерть. Вот что гораздо страшнее, уважаемый Федор Николаевич.