Читаем Лже-Нерон полностью

   - Я, значит, не буду больше преследовать за песню,  -  смиренно  сказал Требон.

   - Вздор! - возмутился Нерон. - Ты обязан за нее  преследовать.  Каленым железом нужно выжечь ее. Но ты не способен на это.

   Требон покорно проглотил пилюлю.

   - Твой слуга Требон, о великий император, - сказал он, - верен тебе, но он  прямолинеен  и  неуклюж.  Оказалось,  к  сожалению,  что  он  поступил несправедливо, предложив в свое время проставить в известном  списке  одно имя.

   Нерон сдвинул брови.

   - Как так несправедливо? - сказал он. - Я одобрил списки. Тем самым все в них стало справедливо.

   Требон   отступил,   испуганный.   Но   он   обещал   своим    солдатам удовлетворение, и он должен быть настойчив. Через некоторое время он  стал опять осторожно пробираться вперед.

   - Армия любила Люция, - сказал он. - И сейчас еще любит.

   - Люция? - повторил Нерон. - Кто это - Люций?

   - Это тот самый, о котором я  говорю,  -  ответил  Требон,  и  так  как император не разгневался, он собрался с духом и скороговоркой продолжал:

   - Армия - рука императора. Когда руке больно,  когда,  скажем,  на  ней царапина, не следует разве императору приложить к больной руке мазь?

   "Если Нерон вспылит, - подумал Требон, - если он рассердится, я не буду настаивать. Мне жаль моих солдат, но я передам их военному суду".

   Нерон не рассердился. Нерон рассмеялся. Требон поэтому продолжал:

   - Император давно не оказывал чести своим солдатам - он давно не держал им  речи.  Армия  жаждет  слова  императора.  Ласковое  слово   императора удваивает мощь армии.

   - Что же случилось с твоим Люцием? - милостиво спросил Нерон.

   Перед Требоном была труднейшая часть его задачи.

   - Было бы хорошо, - осторожно начал он, - если бы  император  рассказал своим солдатам об их собрате Люции,  если  бы  император  разъяснил  своей армии, что считает этого Люция хорошим офицером и сожалеет,  что  его  нет более в живых.

   Нерон оглядывал сквозь свой смарагд Требона с ног до головы.

   - Гм, - сказал он, - я, стало быть, должен хоронить  твоих  покойников. Ты знаешь, Требон, что ты наглец?

   Но  слова  эти  прозвучали  не  очень  грозно.   Нерон   погрузился   в размышления, и Требон знал, что в эти минуты принимаются решения,  которые могут весьма существенно повлиять на его, Требона, популярность  в  армии. Он внимательно следил за лицом императора, напряженно ожидая слов, которые слетят с  уст  его.  Вот  уста  эти  разомкнулись,  сию  минуту  император заговорит, ответит ему. Требон слушал, весь превратившись в  ожидание.  Но то, что слетало с этих уст, не было ответом ему: Нерон вполголоса  напевал маленькую, проклятую наглую песенку о горшечнике. Требон был немузыкален и часто путал мелодии. Но на этот раз он не мог перепутать, это, несомненно, была знаменитая песенка, и сердце у Требона сжалось от испуга.

   Император же, внезапно оборвав песню, улыбнулся и сказал:

   - В сущности, такая задача, как оплакивание смерти храброго солдата, не лишена прелести, и я полагаю, что подобная траурная речь  будет  достойным вкладом в собрание моих сочинений.

   И снова, видимо, уже работая над формой своей речи, он машинально,  без слов, замурлыкал песенку о горшечнике. Требон удалился, скорее угнетенный, чем осчастливленный.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза