Читаем Лже-Петр - царь московитов полностью

Они шли долго. Проходили мимо караульных с ружьями и алебардами, на стальных касках которых плясами блики от воткнутых в кольца стен горящих факелов, мимо рыцарских доспехов времен средневековых войн датчан и шведов, шли по мрачным галереям, поднимались по винтовым лестницам замка, затейливые переходы которого напоминали кишечник великана, выбраться откуда невозможно до скончания дней. Наконец Левенрот остановился возле двери, освещенной вечерним светом, пробившимся сюда через стрельчатую амбразуру снаружи. Повернул в скважине извлеченный из камзола ключ и с видом сладострастника, зазывающего в спальню красотку, кивнул на приотворенную дверь:

- Это здесь, сюда заходите, сюда, - и плавным жестом руки сопроводил свое приглашение.

В этой комнате горели свечи, и Шенберг, войдя, увидел, что она убрана довольно богато, даже с роскошью - дорогая мебель, книжный шкаф, пестревший сафьяновыми корешками собранных здесь фолиантов, кровать под пышным балдахином. Только зарешеченное окно с круглыми стекляшками в свинцовом переплете, уже розовыми от заката, сообщило Шенбергу, что эта комната предназначена для того, кто выйти отсюда по своей воле не сумеет.

- Ну, сядем здесь, поговорим, - указал Левенрот на два мягких стула, и когда Шенберг, заставив стул громко скрипнуть, опустился на него, хозяин замка сказал, ласково потрепав молодого человека по колену: - Признайтесь, когда вы дали согласие стать царем московитов, наверное, не думали, на что обрекаете себя?

- Я и сейчас не в полной мере представляю, что меня ждет, - сурово сжав маленький рот, проговорил сквозь зубы Шенберг. - Благо, что у меня нет семьи, даже родители мои в могиле. Вам, сударь, поверзло со мной - у меня есть лишь родина и мой король. Ради процветания Швеции я и отправлюсь в Московию. Признаться, быть царем этих варваров мне ничуть не льстит. Но я уже дал королю и вам свое согласие...

Левенрот молча улыбался. Казалось, красноречие графа иссякло за долгие беседы с тем, кто должен был заменить собою венценосного правителя Руси. Но вот Левенрот заговорил, вкладывая в каждое свое слово значительность и важность:

- Мой юный друг, оставьте печальные мысли и не думайте, что будущее сулит вам лишь невзгоды и опасности. Да, в какой-то мере вы жертвуете собой, но неужели ничего не приобретаете?

- Что же, кроме опасности быть разоблаченным и поднятым на русскую дыбу? - дернул щекой Шенберг.

- Ах, милый! Не забывайте, что вам предстоит изведать, возможно, самую сладкую радость, самое сильное наслаждение, сравнимое лишь с наслаждением, доставляемым любовными утехами. Вы будете властвовать, властвовать всецело! Теперь в Европе не осталось ни одного монаршего двора, где царят такие деспотические нравы, как при дворе Российском. Что там абсолютизм Людовика или наш, шведский, ещё недавно провозглашенный не подлежащим никакой критике! В России монарх - полубог, он - помазанник, весьма неограниченный в правах своих и тем похожий на языческих царей. Русь ведет традицию обожествления своих царей от Византии. Помните, как были обожествлены после смерти императоры Константин, Юлиан, Валентин и многие другие? Русские цари считают, что победная хоругвь и крест честной, - запомните это выражение, были вручены византийским императорам самим Христом. Потом же Русь стала восприемницей Византии, а поэтому, как считается там, только русские цари монархи праведные, а все другие правители - лишь узурпаторы.

- Так вы хотите, чтобы я сделался восточным деспотом, этаким Навуходоносором вавилонским? - с сомнением спросил Шенберг.

- Конечно! Вам поневоле придется быть деспотом, тем более, что мы собрались вернуть Руси их настоящего, природного моанрха, а не скопированного с европейских образцов короля. Ну, представьте, какое поле деятельности открывается для вашего честолюбия. Если бы вы по воле Всевышнего заняли шведский или французский престол, то почувствовать полное всесилие и абсолютную безнаказанность вам никогда бы не удалось - риксдаг, генеральные штаты тотчас указали бы вам место, а сильное дворянство или свергло бы вас, или же нашло другие способы принудить вас отказаться от деспотизма как метода правления. В Московии все иначе. Родовитые люди государства будут молиться на вас хотя бы только потому, что вы вернулись к старым порядкам, на которые покусился настоящий Петр. Боже, если бы я был помоложе, я стал бы вашим советником! Мы бы вместе разделили с вами власть, упились бы ею! Нет ничего более сладкого, чем неограниченная власть! Она снилась мне ночами, я грезил ею, но как бы я мог осуществить свои мечты? В Швеции я сделал все, чтобы добиться самого видного положения после короля. Скажу честно, я был головой нашего правителя, фактически им самим, но что стоит это в сравнении с неограниченной властью коронованных московских властителей? И вы печалуетесь о том, что оставляете родину? О, пусть ваше сердце будет спокойным! Вы приобретете полмира!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное