Лжедмитрий II

«Преклоняю колена перед вашим королевским величеством. Верная вам Марина».

Мнишек почти убеждена, король оставит ее письмо без ответа, но ворохнулась жалкая мысль: может быть, она разжалобит Сигизмунда и он согласится получить Смоленск из рук самих московитов, как и было ему обещано Дмитрием? Гофмейстерина внесла ребенка, положила на покрытую медвежьей шкурой широкую лавку.

— Кохана Аделина, — Марина отошла от налоя, — мне кажется, ты любишь царевича больше, чем я, его мать. — Она отвернула угол одеяла, прошептала: — Езус Мария, услышь мою молитву, обрати разум круля во благо младенца Ивана.

— Моя госпожа, — сказала гофмейстерина, — я увезу вашего сына из этой варварской страны в Сандомир, к вашему отцу, воеводе Юрию.

Мнишек отрицательно повертела головой:

— Нет, Аделина, Иван останется в Московии, он — царевич этой земли. И что скажут паны и атаманы? Значит, царь Дмитрий не верит в возвращение престола! Але зачем мы с ним?

— Ах, моя госпожа, у царя Дмитрия много врагов. И наш круль от него отказался.

— Но Сигизмунд не имеет успеха под Смоленском. Круль может получить этот город из рук Дмитрия.

— У круля великий гонор, и он, разумею, уже мнит себя в Москве.

Марина вздохнула.

— Чем отплачу я тебе, Аделина, за твою верность?

Гофмейстерина гордо вскинула голову:

— Разве злотые держат меня здесь, моя госпожа?

— Прости за обиду, ясновельможная пани Аделина. — Мнишек коснулась пальцами руки гофмейстерины. — Святая Мария видит, нет никого у меня ближе, чем ты. — Большие глаза Мнишек налились слезами. — Надеждами живу, и сбыться ли им? Однако не отступлюсь! — Улыбнулась горько: — Помнишь слова древних латинян: «Пока живу, надеюсь».

Гофмейстерина покачала головой:

— Московиты — загадочный народ, моя госпожа, сегодня они лобзают твою руку, завтра казнят люто.

— Я ль не изведала сего? Елеем поливал мое сердце Шуйский, славословил меня, царицу, бояре бородами пыль с моего престола сметали, целовали край платья, а вскоре подняли на меня ножи.

Гофмейстерина едва не упомянула об убийстве московитами царя Дмитрия, но вовремя опомнилась, ведь царица Марина признала рыжего самозванца за будто бы чудом спасшегося Дмитрия. И пани Аделина заговорила об ином:

— Не вспоминаешь ли ты, моя госпожа, ваш Сандомир?

Марина ответила не задумываясь:

— У меня не осталось места для памяти, все мое в будущем.

— Ах, царица, я вижу Сандомир, каменные дома с высокими черепичными крышами, ползущий по стенам плющ, мощенные булыжником улицы, зеленые холмы и Вислу… А здесь, в Московии, бревенчатые избы под соломой, грязь и тараканы. — Гофмейстерина брезгливо поджала губы.

Мнишек рассмеялась:

— Разве нет прусаков в Сандомире или в замке круля? Пани Аделина забыла, как жила в Кремлевском дворце? Знай, моя гофмейстерина, когда я въеду в Кремль, твоим мукам настанет конец.

— О Езус Мария, то будет самый счастливый день в моей жизни… И придет царствие твое!..

Мнишек расхохоталась звонко:

— Святой отец нунций Рангони сказал бы: «Амен!»

Гофмейстерина улыбнулась:

— Амен!

Зарайский чиновный ярыжка изловил воровского лазутчика. Явился тот в город с «прелестным» письмом от царя Димитрия к воеводе Пожарскому.

Того лазутчика принародно засекли батогами до издыхания, а грамоту дьяк сыскной избы принес князю Дмитрию Михайловичу. Пожарский, однако, воровское послание читать не стал, поднес лист к огоньку свечи и, когда пламя охватило его, швырнул на пол. Знал, о чем самозванец пишет: велит идти со стрельцами да дворянским ополчением к нему в Коломну, дабы сообща взять Москву. И хоть не любил князь царя Василия, однако с самозванцем знаться не пожелал.

В бытность Лжедмитрия в Калуге побывал Пожарский в Москве, просил у Шуйского денег на стрелецкое жалованье. Василий посулами отделался, а князю попенял, почто Зарайск бросил.

В Москве повстречал Пожарский боярина Ивана Никитича Романова, и тот намекнул: скоро-де место Шуйского иной займет. Бояре Владислава прочат. Князь Дмитрий о том уже слышал, но он с боярами не согласен. Если лишать Василия царства, то какая надобность искать государя в чужих землях, аль нет среди своих достойного? Слава Богу, не перевелись на Руси именитые. Чего удумали бояре — отдать Русь ляхам и литве! Разве не вдосталь испытали московиты от них насилия в царствование первого Лжедмитрия? Не у короля ли и его шляхты получали поддержку самозванцы? А ныне сыскались бояре, какие на Речь Посполитую уповают. Стыдоба! Како внуки и правнуки судить их будут? Не скажут ли, отечеством торг вели…

Пожарский насупил брови, промолвил:

— Избави меня, Господи, от хулы людской и ныне и присно и во веки веков…

С обеда князь Дмитрий в коий раз осмотрел зарайский кремль, огневой наряд разного боя. Маловато порохового боя. Поднялся на башню-стрельницу, что у обитых полосовым железом ворот. Внизу лепились к стене посад и торг, а в стороне постройки монастырские…

Подошел стрелецкий голова, в кафтане длиннополом, колпаке, мехом отороченном, сказал:

— Не в кремле укрытие, а за стенами монастырскими. Нет у меня веры посадскому люду, за самозванцем потянут.