Лжедмитрий. Царская плаха

– Передам. Не стоит заставлять Адама Александровича ждать, а то он лишит тебя свиданий с девкой.

– Ты все сказал?

– Да, великий князь.

– Ну и иди.

Богуслав ухмыльнулся, поклонился и ушел.

Вскоре Григорий, одетый в польское платье, объявился в зале, где в кресле-троне восседал могущественный магнат Речи Посполитой.

– Доброго здравия тебе, князь!

– И тебе того же, царевич. Присаживайся.

Отрепьев сел в кресло напротив.

– Ко мне на рассвете приехал человек. Дело, с которым он появился, касается тебя, – заявил Вишневецкий.

– Вот как?

– Да. Русский царь узнал, что самозванец и вор, объявивший себя наследником престола, нашел приют в Речи Посполитой. Посольский приказ в Москве объявил, что ты не царевич Дмитрий Иванович, а Григорий Отрепьев, мелкий дворянин.

– Этого следовало ожидать.

– Не перебивай! – Вишневецкий строго посмотрел на Григория.

– Извини, князь.

Магнат продолжил:

– Более того, московский посол заявил, что ты впал в ересь и чернокнижие, бежал от патриарха, у которого был в чести, отверг родителей и родину, восстал против Бога. Над тобой был даже учинен суд, посему власть московская имеет веский повод требовать от короля выдачи беглого преступника, то есть тебя.

Отрепьев слегка побледнел.

– Что ответил король?

– Сигизмунд не принял посла. Требования его были отвергнуты. Ни о каком беглом московском воре при дворе не знают и знать не желают.

– Значит, обошлось?

– Иначе и быть не могло. Но Борис Годунов знает, что тебя укрываю я.

– Откуда?..

– Сам не догадываешься?

– Нет.

– Ты в Сечи хорошо погулял?

– Считаешь, что меня выдали казаки?

– Почему нет?

– Там о тебе никто слыхом не слыхивал.

– Но слышали о Константине Константиновиче Острожском. Тебя направил в Запорожье его человек. А наша дружба известна всем. Какой-то казак из тех, которых ты неосмотрительно привел в Брагин, мог сообщить в Москву о наших с тобой отношениях.

– В отряде Яна Бучинского предателей нет. В этом я уверен так же, как и в своих давних друзьях.

– Ну а коли сам Бучинский является человеком Москвы на Сечи?

– Этого быть не может!

– Почему? Он же сам напросился тебе в услужение. Насколько я знаю, никто другой особого рвения в этом не проявил. Только десятник Бучинский приложил немалое усердие, дабы оказаться возле тебя. А для чего? Ему и на Сечи жилось неплохо. А тут вдруг такая вера и преданность, готовность бросить все и идти за тобой в огонь и в воду. Честно говоря, в предательство самого Бучинского я тоже не верю, но у него отряд, а там люди разные. Но оставим это. Не важно, откуда и что узнал царь Борис. У него сейчас дел на Руси хватает.

– Не ведаешь, князь, Хлопок еще разбойничает или уже извели его?

– Мне это не интересно. У нас своя забота. Человек, о котором я говорил, привез мне грамоту от Годунова.

– Он просит выдать меня?

– Причем на весьма выгодных условиях. Обещает признать за мной земли, занятые моим отцом, и возместить ущерб, нанесенный набегами на приграничные города.

– Да, весьма заманчиво. Только обманет Бориска. Вся его политика на одной лжи и держится.

– Знаю, что обманет, посему и отказал ему.

– Значит, ты признал, что я у тебя?

– Нет, конечно. У меня нет никакого вора и еретика. А кто есть, пусть Борис мыслит сам. В другое время он прибег бы к силе. Но не сейчас. А позже ему самому обороняться придется, коли еще доживет до этого. В общем, Годунов знает, что ты у меня. Это опасно для твоей жизни. Войска сюда он не пошлет, а вот людишек поганых, дабы извести еретика и вора, может отправить. Ты же мне нужен живой. Посему собирайся, завтра уедешь отсюда вместе с товарищами и казаками.

– Но куда?

– Речь Посполитая большая. Скажу утром.

– Я понял тебя, благодарю.

– Позже отблагодаришь, когда трон русский возьмешь.

– Так и будет!

– Бог тебе в помощь, ступай.

– Товарищей и казаков Богуслав об отъезде предупредит?

– Сам съездишь к пану Гритенскому. Пусть с тобой туда, куда я укажу, из казаков едет только десятник. Остальных отправь обратно на Сечь. Они только мешать будут, пока не начнется набор войска. А до этого еще времени много.

– Понял, вельможный пан. Просьбу дозволь?

– Говори.

– Отдай мне Диту Снежко. Она тебе не нужна.

Лицо Вишневецкого изменилось. Сейчас это был не великодушный вельможа, а жестокий, решительный, безжалостный человек.

– Нет. Дита останется здесь. Ее судьбу я решу сам. Тебе надо забыть о ней. Я все сказал. Ступай!

Отрепьев поднялся, поклонился и вышел из залы.

На подворье Гритенского его встретил Мазур.

– Доброго здравия, великий князь.

– Тебе того же, Чарек. Пан Гритенский дома?

– Нет. Выехал по делам.

– А где Андрюша, Фадей?

– Были в саду, слышал, собирались в город.

– А Ян?

– Он со своими казаками.

– Ты вот что, Чарек, найди его да скажи, чтобы шел в сад.

– Слушаюсь, великий князь!

Григорий Отрепьев нашел товарищей в саду.

– К утру вам надо быть готовыми уехать отсюда, – сказал он.

– Чего? – спросил Холодов.

– Того. Бориска пронюхал, что я у Адама Вишневецкого обретаюсь.

– И какая тут тайна? Это много кому известно. Вишневецкий испугался, что Бориска на него рать напустит? Он сюда не пойдет. Сил у него для этого нет.