Лжедмитрий Второй, настоящий

– Его преданность распространяется не только на меня. Есть еще один человек, которому он не менее предан.

– Папа Павел?

– Именно. А от этого человека я хотел бы скрыть свои мысли.

* * *

Двадцатилетний князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский держал Болотникова в осаде в разграбленной Калуге.

Он придумал новую тактику ведения войны в стране, постоянно менявшей свои политические взгляды и симпатии. На всех перекрестках окружавших его дорог он делал засеки и ставил там преданных себе людей. Так что передвижение конных поддержек для его врагов было сильно затруднено.

Дело Болотникова и князя Шаховского стало совсем плохое. За непоявлением Дмитрия Шаховский искал любой выход.

К тому времени уже около двух лет околачивался на Дону терский казак Илейка, выдававший себя за царевича Петра – сына царя Федора Ивановича. Его биография была чрезвычайно проста: при рождении бояре тайно заменили его девочкой – будущей царевной Ксенией.

Шаховский послал к нему послов, и тотчас же новый претендент на престол явился под Калугу с десятью тысячами казаков.

С их помощью блокада Калуги была прорвана, и Болотников с князем Шаховским и с лже-Петром ушли в богатую Тулу.

Скопин-Шуйский двинулся вслед за ними и осадил город. Правда, осада была бесперспективной: осаждающие голодали, а осаждаемые имели полные амбары хлеба и двадцать тысяч войска огненного боя. И любой соседний город в минуту по любой причине мог стать их союзником…

* * *

Поздней осенью шестьсот шестого года в Краков прибыл посол Шуйского князь Волконский с целью обрадовать короля Сигизмунда вступлением на трон Русии законного наследника престола, старшего князя страны Василия Шуйского. Король для разговора выделил ему двадцать минут.

И как всегда в делах с Русией, послом Волконским повелись двойные речи. Во второй части своей беседы князь сообщил королю, что московские бояре совсем не рады самопровозглашенному царю и служить ему особо не собираются. С другой стороны, они понимают, что ни одному другому московскому князю они служить тоже не хотят. Им всем стало абсолютно ясно, что трон московский следует уступить литовскому королевичу Владиславу, при условии смены им веры на православную. Тогда бояре смогут убедить Москву ему присягнуть и праведно служить. И начнется спокойствие в государстве Московском.

– Сколько у вас царевичей убито в последнее время? – задал послу вопрос епископ Войка, который, как всегда, присутствовал на сложных переговорах короля.

– Один… два… три, – растерялся Волконский и замолк.

– Спасибо, – сказал единственное слово за весь прием, как всегда, мрачный Сигизмунд.

Князь Волконский так и ушел ни с чем, слегка оплеванный. Но идеи, брошенные им, запали на добрую почву.

* * *

В ноябре шестьсот седьмого года сыновья сандомирского воеводы Юрия Мнишека прибыли в Рим. Кардинал Боргезе устроил им встречу с папой Павлом.

Они сообщили его святейшеству достоверное известие, что император московский Дмитрий жив и что об этом сообщила им мать, которая получила от Дмитрия письмо.

Даже самые неверующие теперь не противоречили этому известию. Все ждали сообщения о его жизни и победах. В Риме опять серьезно настроились на внедрение католичества или хотя бы унии в Московии.

* * *

В рабочем кабинете царя перед Василием Ивановичем Шуйским на коленях стоял вконец разорившийся и ограбленный купец по имени Фридрих Фидлер. Он был родом из Кенигсберга.

Сам царь Василий Иванович сидел на высоком троноподобном кресле. Рядом в таком же кресле сидел его младший брат Дмитрий.

В стороне на лавке примостился пыточный мастер Андрей Пыхачев.

Купец читал по бумаге клятву:

– «Я – Фридрих Фидлер, клянусь святой и приснославной Троицей, Богом Отцом, Богом Сыном, Богом Духом Святым, что изведу ядом врага Шуйского и земли Русской Ивана Болотникова. Если же я этого не исполню, а из корысти обману государя моего Шуйского, то пусть я лишусь на веки вечные Царствия Небесного, пусть я провалюсь сквозь землю, пусть злаки и пища, созданные на пользу людям, будут мне не подкреплением, а отравой, и пусть дьявол возьмет мои тело и душу на вечные мучения. И если я даже в мыслях своих скажу: „Вот я возьму у своего господина деньги и обману его и не сделаю того, в чем поклялся“, то пусть ни один слуга Божий на всем свете не сможет дать мне отпущение. Клянусь Богом и Евангелием, что я исполню все без хитрости и обмана и этим ядом изведу и отравлю Ивана Болотникова».

Купец попросил разрешения встать с колен, сказав, что у него сильно затекли ноги.

– Иди, – сказал Шуйский. – И помни, что, кроме Божьей кары, есть еще кара царская.

Для исполнения поручения Шуйский дал Фидлеру тысячу польских флоринов и хорошего коня. А после выполнения заказа обещал пожаловать вотчину со ста крестьянами и триста флоринов ежегодного жалованья.

Андрей Пыхачев, приведший Фидлера к царю, был гарантом сделки с обеих сторон.

* * *

Во время второго приезда посла Волконского в Краков вместе с его людьми в Литву прибыло очень важное письмо из Москвы. Оно срочно уехало в город Гошу.

«Город Гоша, пану Казимиру Меховецкому.

Ясновельможный пан Казимир!