Лжегерои русского флота

Дело в том, что, отсекая определённых к казни матросов от тех, кому этот расстрел должен был стать уроком на будущее, офицеры «Потёмкина» якобы хватали первых, т.е. тех, кто просто попался им на глаза. Другими словами, принцип вынесения приговора о расстреле матросов был совершенно случайным: кому повезло, тот останется жить, кому нет, того пустят в расход! Голиков с Гиляровским решили, по версии Эйзенштейна, убить несколько десятков первых попавшихся матросов, чтобы запугать остальных. Это вам ничего не напоминает?

Теперь вспомним дореволюционное российское законодательство. Перелистайте корабельные уставы конца XIX – начала XX века. Да, за отказ принимать пищу матроса можно было арестовать и посадить в карцер. Если отказ носил действие коллективного неповиновения, то самым разумным для начальников было вначале любой ценой успокоить матросов, а затем уже выявлять зачинщиков. Так, кстати, на кораблях всех флотов мира и поступали. Выявленных зачинщиков вполне можно было затем отдать под военный суд и даже отправить на каторгу, но (заметьте!) только через суд, где матросам обязаны были предоставить хоть казённого, но всё же защитника. Разумеется, командир корабля, находясь в отдельном плавании, имел право применять оружие, если кораблю и жизни его экипажа угрожает реальная опасность. Это право, кстати, остаётся за командирами кораблей и в сегодняшнем российском флоте. Но ведь на момент выноса пресловутого брезента никакого вооружённого мятежа ещё не было. Да, команда не желала есть борщ, да, её уговаривали и, кстати, почти уговорили, так как большая часть матросов согласилась идти на обед. Зачем же устраивать кровопролитие? Не лучше ли подождать, когда ситуация сама собой сойдёт на нет и потом уже разобраться с виновными?

Думаю, что правдивее всего этот весьма запутанный момент изложен в июльском номере журнале «Нива» за 1905 год: «Во вторник 14 июля судовая команда под предлогом, якобы недоброкачественности привезённого из Одессы миноносцем мяса, отказалась принимать в пищу борщ. По распоряжению командира команда была собрана на шканцы, где старший офицер капитан 2-го ранга Гиляровский приказал выступить перед фронтом тех из нижних чинов, которые не отказываются от принятия пищи, т.е. не участвуют в протесте, выраженном в столь резкой форме. Когда же перед фронтом выступило большинство из судовой команды, то старший офицер стал записывать имена недовольных, составляющих меньшинство. Воспользовавшись этой минутой, последние схватили из пирамид ружья…»

В действительности всё именно так и происходило. Но такой поворот сюжета не устраивал ни Эйзенштейна, ни Троцкого. Тут не то что не пахло героикой, а наоборот, отдавало самой дешёвой провокацией, которую затеяла банда Матюшенко. И тогда Эйзенштейн (возможно, с подачи того же Троцкого) придумал свой гениальный ход с брезентом. Итак, согласно версии Эйзенштейна-Троцкого, взбесившиеся офицеры броненосца решили устроить бойню невиновных, чтобы принудить к повиновению основную рядовую массу. Не напоминает ли это вам нечто подобное из боевой практики самого Льва Давидовича? Как не вспомнить здесь его публичные децимации (расстрел каждого десятого) в красноармейских полках под Пермью в 1919 году? Тогда Троцкий со товарищи поступали именно так как якобы поступили в 1905 году офицеры на «Потёмкине». Как не вспомнить здесь знаменитое высказывание подельницы Троцкого по децимациям комиссарши Ларисы Рейснер: «В Перми мы расстреливали красноармейцев, как собак!»

Именно в этом и заключается подлость создателей фильма. Во-первых, подготовка к убийству невиновных на экране обязательно вызовет праведный гнев зрителей, а значит, оправдает перед ними все последующие убийства в фильме самих офицеров. Во-вторых, поколение, помнившее кровавые децимации самого Троцкого, теперь могло утешиться тем, что эти жуткие казни были лишь «социальным ответом» наркомвоенмора на точно такие же злодеяния «царских опричников»! Помните слова В.И. Ленина о том, что из всех искусств для нас важнейшим является кино. Эту формулу прекрасно понимал, разумеется, не только Ленин. В отличие от книги кинофильм человек впитывает не только сознанием, но и подсознанием (вспомните пресловутый 25 кадр!). А потому сцена с брезентом должна была навсегда отпечататься в памяти всех, кто хоть раз просмотрел фильм Эйзенштейна, а таких в СССР были миллионы. И эти миллионы отныне твёрдо знали, что децимации, оказывается, были вполне обычным делом на дореволюционном русском флоте, а «добряк» Троцкий только скопировал их из-за революционной необходимости, мстя угнетателям за потёмкинский брезент.

В цели моей работы не входит анализ фильма «Броненосец „Потёмкин“» с точки зрения масонской символики, которая, на мой взгляд, в фильме присутствует. Отмечу лишь, что помимо сцены с брезентом, пожалуй, самыми креативными кадрами фильма был расстрел демонстрации на Потёмкинской лестнице. Гигантская лестница уже изначально была не столько главным символом Одессы для внешнего мира, но и главным масонским символом Одессы.