Лжепророк

Воздействия собственных чар Ульдиссианов брат разглядеть не мог, зато вполне мог представить, что происходит. Земле вокруг неупокоенного Ахилия надлежало подняться кверху, поглотив его и таким образом вернув обратно в могилу. Заклинание это Мендельн, взяв за основу кое-что, показанное Траг’Улом, составил сам. Как ни ужасно, как ни отвратительно было проделывать подобное со старым другом, но предоставить Ахилию шанс на второй выстрел он не осмелился.

В то время как земля продолжала бурлить, Мендельн помчался к далекому лагерю. Конечно, таким образом он рисковал вновь вывести Ахилия на след Серентии, но всей душой надеялся, что нападения охотник не повторит. Правду сказать, Мендельн просто не понимал, как тут лучше поступить. Знал точно только одно: мешкать нельзя.

Мысль эту спустя пару секунд прекрасно подчеркнула вторая стрела, чиркнувшая по плечу. И мало того, что она глубоко впилась в ствол ближайшего дерева: ощупав рукав, Мендельн обнаружил в ткани оставленную стрелою прореху. Еще полдюйма, и наконечник вонзился бы точно в него.

Сие обстоятельство заставило снова вспомнить о Серентии. Что, если Ахилию вздумается еще раз попробовать с нею покончить? От последнего заклинания Мендельна лучник ускользнул без труда, а значит, за ним стоит некая могучая сила.

Насчет собственных шансов в столкновении с ангелом Мендельн вовсе не обольщался, однако решил рискнуть, только бы не подвергать дочь торговца новой опасности. Скрипнув зубами, сын Диомеда свернул в гущу джунглей. Может, лесная глушь Ахилию и дом родной, но темнота – царство Мендельна.

Отбежав еще на дюжину-другую ярдов подальше от лагеря и деревни, он прислонился спиной к стволу толстого дерева, прижал к груди кинжал и принялся составлять подходящее к случаю заклинание. Несмотря на заботу об Ахилии, сын Диомеда велел себе увидеть его таким, каков есть – ходячим трупом. Чар, позволяющих поднимать на ноги мертвых, существовало немало. Одним из этих заклятий Мендельн воспользовался, дабы пугнуть «ожившими» мертвецами ни в чем не повинных людей, павших жертвой козней Инария, а когда надобность в мертвецах миновала, попросту прекратил творить чары. А вот создание вроде Ахилия Ульдиссианов брат надеялся отправить назад, в посмертие, так сказать, вывернув это заклинание наизнанку.

Теоретически, получиться было должно, но вот как дело обернется на практике…

Приближение Ахилия Мендельн, скорее, почуял, чем услыхал, и был до глубины души поражен. Двигался друг совершенно беззвучно, а ведь живым Ахилий, крадучись по лесу, при всем своем охотничьем мастерстве кое-какой, пусть совсем пустяковый, шум все-таки создавал – взять хоть вдохи да выдохи…

Но вот с составлением заклинания было покончено. Шанс им воспользоваться имелся один и только один. Для этого следовало покинуть укрытие, выйти навстречу охотнику, однако тут Мендельн готов был рискнуть. Довольно. Пора с этим кончать. Да, стреляя по жертвам, Ахилий дважды дал промах, но на дальнейшие промахи рассчитывать не стоит. Новых промахов его господин наверняка не допустит.

Ради Серентии, ради Ульдиссиана (разумеется, если брат жив) Ахилию придется погибнуть… еще раз.

«Я поднял тебя из земли, я и отправлю обратно в могилу… и от всего сердца прошу: прости мне и то и другое!»

Вдруг справа что-то мелькнуло. Только сейчас Мендельн заметил, что рядом нет ни единого духа – оттого никто его и не предостерег. Очевидно, на сей раз хозяин Ахилия решил действовать наверняка.

Из мрака появилась смутная тень.

На шаг отступив от дерева, Мендельн направил в ее сторону кинжал, обращенный острием вниз. Неяркий свет его озарил припорошенное землей лицо Ахилия – бесстрастное, равнодушное… безжизненное.

И в этот миг лучник, к немалому ужасу Мендельна, спустил тетиву.

Мендельн понял: вот она, его смерть. Со столь близкого расстояния охотник при всем своем благородстве не сможет послать стрелу мимо цели и поразит его точно в сердце. Однако юноша в черном упорно продолжал выкрикивать слова заклинания, уж сколько успеет – ради брата с Серентией, ибо самому ему уже не спастись.

Стрела скользнула по горлу, вспоров кожу шеи, и полетела дальше. Осекшись на полуслове, Мендельн зажал ладонью вспыхнувшую болью, но неглубокую рану.

Наконечник стрелы с глухим стуком вонзился в то самое дерево, за которым он прятался.

Ахилий опустил лук.

– Сам знаешь… я промаха… не даю.

Услышав это, Мендельн заколебался. Охотник сказал чистую правду. Младшему из Диомедовых сыновей вновь вспомнилось, как Ульдиссиан настаивал на том, что промахнулся охотник нарочно. Да, Мендельну с самого начала очень хотелось в это поверить, однако покушение на убийство Серентии, с которым все обстояло далеко не так ясно, заставило его призадуматься. Ну, а затем Ахилий явился по его душу, и это уж точно означало: в третий раз на пощаду рассчитывать глупо.

Однако Ахилий пощадил его, на что сам только что и намекнул.

– Долго ж тебе удается удерживаться на грани, – помолчав, отважился заметить Мендельн. – Просто глазам не верю.

Неупокоенный лучник сухо, невесело хмыкнул.