Лжесвидетель

Где ты, Наум, где Израиль, где Моше, где ты, дружок мой Исаак, тебя тоже, что ли, перевезли?

А кладбище? Что оно будет делать без нас? Или кладбище туда же? Ай-я-яй!

Начальству, конечно, больше известно, лучше знать, кого куда, но кости можно было бы и спросить, где им легче.

Аккуратно работают немцы на углу Парижской улицы, исправно.

От Лондона я отказался сразу. Не подходит он для житья. Он и не предлагался. Просто перебросил с улицы на улицу, обдал дождем, повредничал и ушел. Но сколько там было солнца, и каким оно было, честное слово!

Сначала фюрер назначил парад победы в Париже. И Хорст и Эрик любили его, как дети. Затем фюрер отменил парад, и они его разлюбили. Затем объявил снова, но в это уже не очень верилось.

А им так хотелось еще раз пройти по Елисейским полям торжественным маршем назло этим парижским хлыщам, и пусть девчонки поймут – кому они отказали. Вернее, пытались отказать, потому что после возвращения в Париж Хорсту и Эрику везло гораздо больше.

Правда, щенков увезли куда-то, а они уже твердо решили их купить.

Правда, лучшие парижанки куда-то подевались с бульваров или ходили ненакрашеные, с обернутыми шарфами мордами. Но все-таки это был

Париж, обязанный немцам свободой от самих себя.

– Но почему? – спрашивал Хорста Эрик. – Почему?

– А вдруг англичане прилетят бомбить, – объяснил Хорст, – представляешь, какой из парада конфуз может получиться?

Ох, уж эти англичане! Казалось бы, чего лучше последовать примеру союзников и тоже капитулировать, так нет же, лезут на рожон, задираются.

– Так будет все-таки парад или нет? – спрашивал Эрик у капрала.

Но вместо ответа их берут и отправляют в маленький город Кале, что на побережье, а вместе с ними почти всех, кто первыми входил в Париж.

Тем, кто побывал в Париже, в Кале нечего делать. Если только прислушиваться к звукам с другой стороны Ламанша, где английский берег.

Но Англия далеко, а плохая погода делает ее еще более далекой.

Торчат из воды остатки французских кораблей, разбомбленных англичанами, чтобы не достались немцам, и раздражают. Кому охота все это видеть? Если уж легкая молниеносная война, так пусть без потерь.

Сначала парад отменили, теперь эти мачты, торчащие из воды рассматриваем. Корабли не успели даже с якоря сняться, как их разбомбили и улетели назад в туманный Альбион.

Кому верить? И не договорились ли французы с англичанами, чтобы именно так получилось?

Ох, уж этот прославленный городок Кале! Если весь гарнизон, согнанный сюда для чего-то фюрером, задержится у берегов Ламанша, то от таких маленьких городов следа не останется.

Хорст и Эрик попытались как-то пойти прогуляться, вытянуть красавиц из домов, но здесь пришел приказ строить плоты самим, и зачем столько плотов? Вся гавань забита баржами, неужели придется всем скопом грузиться – и через Ламанш?

«Пропали», – думают Хорст и Эрик. Такую махину через Ламанш под огонь противника. Кому это в голову могло прийти.

Ясно кому. Лучше бы провести парад Победы в Париже, а потом можно и утонуть в проливе.

Но никому этих мыслей не высказывали. Продолжали вместе с остальными строить плоты и помалкивать.

Скучно в Кале. Единственное развлечение – самолеты. Они сталкивались над Ламаншем. То вражеский самолет загорался, то свой. Иногда недобитый англичанин уходил как-то боком в сторону своего берега, и эхо взрыва доносилось уже оттуда, из Англии.

Немецких самолетов летело через Ла-Манш много, на них была главная надежда. Артиллерия тоже не переставая обстреливала побережье, но пристреляться не могла. Края меловых скал на той стороне обваливались, рельеф менялся.

Английские же пушки молчали, одни зенитки били в небо. Это была первая в жизни Хорста и Эрика настоящая война. Они следили за ней пораженные, странно было поверить, что это происходит на самом деле.

Ни в инструкциях, ни в учебных играх, а прямо здесь, пока еще не с тобой, а над тобой, но так буквально, так прицельно, что будто бы с тобой.

Армия торчала в Кале вот уже три недели. А никакой ясности не было, будто командование пребывало в неуверенности. А нет ничего в мире, что так раздражало бы солдата, как не умеющий принять решение командир.

Ведь солдат ждет, он готовится. Он что-то меняет в себе перед боем, он так перетряхивает собственный организм, что потом, если выживет, долго ищет собственное сердце – где оно, куда он его переложил?

Сколько могут упрямиться эти англичане, на что они надеются? Сами объявили войну, сами пусть и выпутываются. Тут главное – не запутаться бы в собственных сомнениях. И командование, понимая это, меняло части, отправляло в тыл одних, заменяло другими.

Эрик и Хорст попали в так называемую дивизию первой волны, она оставалась в ожидании.

Появились легкие танки-амфибии, их привезли по железной дороге, и они прямо с платформы по скату побежали к берегу взглянуть на воду, которую им предстояло преодолеть. Не всю, конечно, они должны были на баржах приблизиться к тому берегу как можно ближе, а там уже наподобие водоплавающих птиц нырнуть в воду и вынырнуть уже у самого берега, чтобы прикрыть пехоту, добирающуюся за ними на плотах.