Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат

— Сейчас иногда можно прочесть: вот-де Шепилов первое время поддерживал Хрущева, а потом выступил против него. Такая точка зрения свидетельствует о неосведомленности. Первое время я действительно хорошо относился к Хрущеву и, как поется в песне, надеялся, что «это взаимно». Я думал: вот пришел простой человек, рабочий, с открытой душой, без сталинской маниакальной подозрительности. Теперь исчезнет атмосфера страха, будет коллективное руководство. Он приезжал ко мне на дачу, иногда с семьей, мы подолгу беседовали. Он доброжелательно принимал разумные советы. Когда я обращался к нему за указаниями как секретарь ЦК или как министр иностранных дел, он частенько говорил: «Да решайте сами…», «Действуйте, действуйте…»

Голос Дмитрия Трофимовича Шепилова — четкий, внятный, несмотря на возраст. Он снова пришел ко мне на Старую площадь — поблагодарить за поддержку. В программу курсов повышения квалификации руководящих журналистских кадров в Академии общественных наук при ЦК КПСС я включил лекцию Д. Т. Шепилова. Впервые после нескольких десятилетий молчания Дмитрий Трофимович получил публичную аудиторию — и какую!

Разговор снова перешел на тему происхождения самой длинной фамилии «И примкнувший к ним Шепилов». И снова Дмитрий Трофимович отмечал: самая большая заслуга Хрущева в том, что он выступил на ХХ съезде партии и нанес удар по культу личности Сталина, открыл двери бесчисленных лагерей, в которых томились ни в чем не повинные люди. При Шепилове решались эти вопросы во всех деталях. «Все двери открыть к чертовой матери и всех невиновных освободить», — распорядился Хрущев. Тем самым он спас жизнь тысяч и тысяч людей.

— Дмитрий Трофимович, но ведь Хрущев сам был членом троек, которые приговаривали таких же ни в чем не повинных людей к смертной казни, лагерям и тюрьмам. Он повинен в не меньшей степени, — возразил я.

— Да, это верно, — ответил он. — Хрущев как-то сказал на одном заседании Президиума ЦК вскоре после смерти Сталина: «Я, Хрущев, ты, Клим, ты, Лазарь, ты, Вячеслав Михайлович, — мы все должны принести всенародное покаяние за 37-й год».

— И он принес?

— Я считаю, что Хрущев принес покаяние своим делом — освобождением многих тысяч невиновных людей. Но сделал он это не до конца, со всякими отступлениями, противоречиями, импульсивными порывами. Один пример. Как секретарь ЦК по идеологическим вопросам я внес предложение о переименовании Сталинских премий в Ленинские или Государственные. «Зачем? — спросил Хрущев. — Да если б я имел Сталинскую премию, я бы с гордостью носил это звание». Такая противоречивость проявлялась у него во многих делах.

Президиум и Секретариат ЦК, в том числе и Хрущев, прекрасно знали, что никакого отношения к сталинским репрессиям и вообще к нарушениям революционной законности Шепилов не имел. Поэтому в этом плане присоединить его к лицам, фигурировавшим в постановлении июньского (1957 г.) Пленума ЦК, было нельзя. К тому же ЦК КПСС было известно, что Шепилов как секретарь ЦК принимал самое активное участие в подготовке ХХ съезда партии, выступал на нем, полностью разделял общеполитический курс и практические мероприятия, которые тогда осуществляла партия.

— И все-таки в постановлении Пленума об антипартийной группе Маленкова, Кагановича и Молотова ваша фамилия значится, хотя в самом конце…

— Это было реакцией Хрущева на мою критику в его адрес за нарушение принципов коллективного руководства. С тех пор и пошло — «И примкнувший к ним Шепилов».

— Почему вас назвали примкнувшим?

— Потому, что ни действиями, ни связями я не был с «тройкой» Молотов — Маленков — Каганович, но вместе с тем выступил с критикой методов работы Хрущева. Надо сказать, что в верхах я мало с кем был близок. Пожалуй, единственными такими людьми были вначале Хрущев, а позже Жуков.

По словам Дмитрия Трофимовича, к 1957 году появилось недовольство методами работы Хрущева. В то время накалилась также международная обстановка, положение было тревожным. Но, как ему казалось, ничего организованного против Хрущева в то время не было. Может быть, что-то где-то и было, но Шепилов не знал об этом.

После ХХ съезда в партии и стране создалась новая обстановка. Уже нельзя было, как раньше, сажать в тюрьму или расстреливать «фракционеров», поэтому недовольные могли более свободно обмениваться мнениями, и было ясно, что столкновение между Хрущевым и «тройкой» неизбежно. Это и произошло на Пленуме.

Весной 1957 года Жуков как-то сказал Шепилову, что надо бы встретиться, поговорить: Хрущев забрал всю полноту власти, от коллегиальности ничего не осталось. Разговаривали они на прогулке: дачи, квартиры, машины — все круглосуточно прослушивалось, и все это знали.