– Разумеется, нет!
– То есть если я проделаю это, мне предъявят обвинение?
– В грубой непристойности. Вне всяких сомнений, дело графа Оксфорда…
– Вот именно. Но арестуют ли меня, если я пристроюсь гадить в общественной уборной?
– Не говорите глупостей.
– Другими словами, по закону общественная уборная является местом индивидуального пользования?
– Вы опять извращаете мои слова, Хили.
– И опять-таки, они уже были извращенными. Городской сортир либо является местом индивидуального пользования, либо таковым не является. Если он – место индивидуального пользования, в котором разрешается гадить, то почему же он не является таким местом индивидуального пользования, в котором можно совершать феллатио?
– А, так это было феллатио? – Президент, похоже, удивился.
– Да все что угодно.
– Интересно, и кто же кого обслуживал? Мензис чувствовал, что терпение его иссякает.
– Либо закон есть закон, либо нет! Если вы намереваетесь вести кампанию за изменение закона, Хили, желаю вам всяческой удачи. Факт остается фактом: профессор Трефузис запятнал доброе имя колледжа.
– Вы ведь всегда его не любили, верно? – не удержался Адриан. – Ну вот и получили шанс. Он оступился. Пинайте его посильнее ногами.
– Господин президент, – сказал Мензис, – я внес на рассмотрение коллег предложение лишить Дональда Трефузиса места старшего тютора и обязать его провести полный год за пределами колледжа. И я требую поставить мое предложение на голосование.
– Господин президент, – вмешался Адриан, – доктор Мензис, разумеется, не забыл, что никакое предложение не может ставиться на голосование, за изъятием тех случаев, когда лицо, внесшее его на основании положения nem con, ne plus ultra[82] на рассмотрение присутствующих, получает в удостоверение такового положения поддержку некоего второго лица.
– Э-э… совершенно верно, – сказал президент. – Я так думаю. Имеется у нас второй поддержавший?
Молчание.
– Повторяю вопрос. Имеется ли у нас кто-либо, поддерживающий предложение доктора Мензиса о том, чтобы освободить Дональда Трефузиса от его обязанностей по колледжу на срок в один год?
Белые как мел щеки Мензиса покрылись крохотными багровыми точками, что сходило у него за румянец.
– Безумие, полное безумие! Колледж еще пожалеет об этом.
– Благодарю вас, доктор Мензис, – сказал президент.
Он повернулся к телевизионщикам:
– Заседание окончено. А теперь попрошу вас уйти, поскольку у нас имеются еще один-два касающихся колледжа частных вопроса, не представляющих для вас никакого интереса.
Телевизионщики молча собрали свое оборудование. Режиссер, покидая комнату, прожег Адриана ненавидящим взглядом. Его помощница, та, что с пюпитром, подмигнула Адриану.
«А вот этой я угодил», – подумал Адриан.
– Так вот, – сказал президент, когда телевизионная команда удалилась. – Простите, что задерживаю вас, но сегодня утром я получил от профессора Трефузиса письмо. Думаю, вам стоит с ним ознакомиться.
И он вынул из внутреннего кармана пиджака конверт.
«Генри, – начал читать президент. – Сильно опасаюсь, что ко времени, когда Вы будете читать это, моя опрометчивость уже станет Вам известной. Думаю, прежде всего мне следует принести глубочайшие извинения за то, что поставил Вас и колледж в неловкое положение.
Не стану обременять Вас оправданиями, отрицаниями или объяснениями причин. У меня, однако, нет и тени сомнения, что с моей стороны будет разумно спросить у Вас, не могу ли я воспользоваться своим правом на годовой отпуск с целью проведения научных изысканий. Я в любом случае собирался попросить отпуск, поскольку моя книга о Большом Фрикативном Сдвиге требует, чтобы я посетил Европу в поисках материалов для исследования. Могу ли я, вследствие этого, воспользоваться данной возможностью, чтобы попросить Вашего разрешения оставить Кембридж сразу после вынесения приговора, который, я уверен, даже в худшем случае не навлечет на меня ничего более неприятного, чем небольшой штраф, а в лучшем – выговор суда? Возможно, Вы будете так добры, Генри, что сообщите мне о Вашем решении так быстро, как сможете, поскольку мне еще многое необходимо уладить. Пока же остаюсь Вашим, испытывающим всяческое раскаяние, добрым другом Дональдом».
– Да, – произнес наконец Мензис, – сколько во всем этом иронии. Похоже, профессору Трефузису можно приписать, по крайней мере в некоторых отношениях, большую, нежели у его коллег, благопристойность.
– Подставляй задницу, жирный коротышка! – выкрикнул Кордер.
– Алекс, – сказал Адриан, – игра уже закончилась. Телевизионщики ушли.
– Да знаю, – ответил Кордер, набивая кейс бумажными останками заседания. – Это уж я от чистого сердца.