Лжец

Это тихий, цивилизованный и дружелюбный клуб, наш «Венок маргариток». Подобные ему имеются в каждом пансионе школы и в каждой школе страны. Знакомый из Амплфорта поведал мне об «Обществе страстных чуланов», другой, из Рагби,[49] — о клубе «Молочный коктейль», название коего говорит само за себя. Приятель-уикемист[50] рассказал о развлечении, именуемом в Уинчестере «Игрой в крекер». Игроки встают в кружок и онанируют, стараясь не промазать мимо лежащего на полу печеньица. Закончивший последним печеньице съедает. Вот вам новая приправа для крекеров, до которой не додумалась бы никакая «Маквитиз».[51] К тому же еще и богатая калием и витаминами.

Время от времени сведения об этих незамысловатых увеселениях просачиваются наружу. Какой-нибудь Блетчли-Титертон проболтается сестре или юный Савонарола напишет домой — и готово. Далее следуют слезы, взаимные обвинения и торопливые изгнания из школы.

Что несколько странно. Взглянем правде в лицо, ребята, наши отцы в большинстве своем учились если не в этой школе, так в других таких же. Что относится и к большинству преподавателей. Клубы «Молочный коктейль» и подобные им так же стары, как ступени Капеллы.

Но это же Англия, где единственное твое преступление состоит в том, что тебя застукали.

«Дорогие коллеги, все мы знаем, что тут творится, но зачем же кричать об этом во все горло? Переворачивать тележку с яблоками, мутить воду — к чему это?»

Как-то сама собой приходит на ум палата общин. Шестьсот с чем-то человек, большая часть которых училась в частных школах. Каждый день они разглагольствуют о нравственной порче, поразившей наш мир, однако подумайте, дорогие мои, просто подумайте о том, что они творили со своими телами и что продолжают творить.

Нас растят для того, чтобы мы стали властью. Пройдет двадцать лет, и мы увидим на экранах телевизоров членов клуба «Венок маргариток», рассуждающих о ценах на нефть, сообщающих точку зрения церкви на ИРА, ведущих «Флаг отплытия»,[52] закрывающих фабрики, зачитывающих с судейских мест суровые приговоры.

Или не увидим?

Мир меняется. Мы отращиваем волосы подлиннее, мы принимаем наркотики. Многие ли из тех, кто читает это, не курили марихуану прямо в школе? Мы не очень интересуемся властью, мы хотим что-то выправить в мире.

А вот этого никто уже терпеть не желает. Нет, мои дорогие старые однокашники, это преступление непростительное.

Членство в клубе «Венок маргариток» может приводить к слезам, взаимным обвинениям и торопливым изгнаниям — и даже к еще более торопливым попыткам замять поднявшийся шум и отделаться шуточками. Но длинные волосы, курение травки и подлинный бунт — они провоцируют гнев, ненависть и безумие. Когда молодые люди тянут друг друга за концы в общих спальнях, они исполняют чарующую старую традицию, освященный временем ритуал; единственная причина, по которой их затем изгоняют из школы, состоит в том, что традицию эту трудно растолковать слезливым матерям и злобным газетчикам. Когда же мальчики вдруг заявляют, что станут скорее барабанщиками, чем барристерами; садовниками, чем бизнесменами; поэтами, чем солдатами, что они ни в грош не ставят экзамены, власть и семью, что когда они вырастут, то постараются переделать мир под себя, а не себя под мир, вот тогда возникает Подлинная Озабоченность.

Кто-то сказал, что при капитализме происходит эксплуатация человека человеком, а при коммунизме — совсем наоборот. Полагаю, большинство из нас с этим согласно. Мне не известен ни единый школьник-коммунист, зато известны сотни школьников-революционеров.

В 60-е годы идеал сводился к тому, чтобы взять свое силой. Не знаю, видели ли вы фильм «Если…». Сомневаюсь в этом, наш киноклуб каждый год пытается показать его, а директор школы каждый год показ запрещает. Фильм заканчивается тем, что группа школьников обращается в партизан, совершающих покушения на родителей и учителей. Говорят, что, хоть действие фильма и разворачивается в школе, он представляет собой метафору реальной жизни. На этот счет я ничего сказать не могу, однако для меня школа — это и есть реальная жизнь. И вероятно, останется таковой еще несколько лет. Я, разумеется, не собираюсь убивать кого-либо из учителей (ну разве что двух-трех, самое большее), но мне очень и очень хотелось бы понять, почему им дана власть над нами. Спросить, откуда она взялась, как они ее получили. Если нам говорят, что основу этой власти составляют всего только возраст и сила, то мы понимаем, в какого рода мире живем и что с ним следует делать. Нас вечно просят проявить уважение. Что ж, проявлять уважение к лучшим из них мы можем, но мы находим затруднительным испытывать таковое. Наше поколение, поколение 70-х, призывает к социальной революции, а не к…

— Эйдриан!

— Вот же херня!

— Мы уже собрались, дорогой!

— Собрались? Куда? — крикнул Эйдриан.

— В церковь, конечно.

— Ты же сказала, что я могу не ходить!

— Что?

Эйдриан вышел из своей комнаты и глянул через перила лестницы вниз, в прихожую. Отец и мать, приодетые по-воскресному, стояли у двери.