Лжец, лжец (ЛП)

Он среднего роста, но мягкий и намного меньше меня. Мой взгляд задержался на ужасном шраме, узловатом сбоку на его шее, злые белые линии, пришитые к участкам красной кожи. Серебряный отблеск привлек мое внимание к его руке.

Костяшки его пальцев побелели вокруг кухонного ножа, уже отмеченного красным, и я крепче сжал Еву — ее глаза все еще закрыты, дыхание медленное и спокойное, в отличие от моего.

Напряжение сковало мои мышцы.

— Я бы дважды подумал, прежде чем подошел ближе, — тихо предупредил я.

Губы презрительно скривились, когда он рассматривал то, как я ее держал.

— Ты действительно соответствуешь роли старшего брата-защитника, не так ли? — сарказм сочился из этих слов.

Его глаза, устремленные на Еву, полны смерти. Он не хотел ее пугать. Он хотел убить ее.

Я сделал уверенный шаг назад, надеясь безопасно уложить ее на кровать, чтобы освободить руки, но времени нет. Пол бросился к нам — к Еве. Мой пульс грохотал в ушах. Он отвел руку назад, удерживая нож. Я развернулся за полсекунды до того, как лезвие вонзилось мне в спину. В ушах звенело, волна головокружения захлестнула меня. Моя челюсть сжалась, когда всплеск адреналина смешался с болью, и я отбросил локоть назад.

Я услышал хруст, проклятие.

Глаза Евы распахнулись, дыхание участилось.

Я развернулся и пинком отбросил упавшее оружие подальше от себя. Он прижал руку к своему носу, когда я врезался в него головой. Мое зрение временно затуманилось, но я намного крупнее его. Он отшатнулся назад, упал на колени.

Ева смотрела на него, сглотнула и сжала мою рубашку.

— Он… Он здесь…

Морщась, я осторожно опустил ее на матрас.

— Ева, — я тяжело дышал. — Посмотри на меня.

Она посмотрела.

— Что бы ни случилось, мне нужно, чтобы ты оставалась здесь.

Отчаяние напрягло мой голос, я хотел, чтобы она послушалась. Была эгоисткой, не беспокоиться ни о чем, кроме собственной безопасности. Но она не ответила, и у меня нет времени ждать ее подтверждения.

Я обернулся как раз в тот момент, когда Пол нанес удар мне в живот.

Ева

Шлюха.

Пизда.

Я смотрела на сцену, разворачивающуюся передо мной, но она выглядела странно. Такая далекая. Словно толстый лист стекла отделял меня от Истона и монстра. Кулак Истона врезался в уже окровавленное лицо монстра, отбрасывая его к стене. Движение запечатлено под водой, размыто в замедленной съемке.

Ты заслуживаешь того, чтобы гнить, гнить, гнить, как и твоя мать.

Тяжесть его руки, холодной и грубой, все еще оставалась на моей щеке, прижимая мой нос к матрасу. Ощущение его ног, сомкнутых вокруг моей спины, удерживающих меня на животе, пока он резал, кромсал, терроризировал. Его слова не утихали; они сверлили мои уши, царапали мою душу, и я хотела оказаться под водой вместе с ними, чтобы это прекратилось.

Дочь шлюхи.

Ты принадлежишь мне. Помнишь?

У меня болела грудь. Я хотела бы утонуть в оцепенении. Я хотела исчезнуть.

Тебя продали, сука.

Ты моя, моя, моя…

При этом слове другой голос будоражил мое сознание. Он низкий, нежный, успокаивающей лаской обволакивал мое сердце.

— Если ты моя… Это значит, что я тоже твой.

Я вдохнула… Выдохнула.

Перед глазами расплывалось красное, и меня накрыло облако замешательства. Я наклонила голову, пытаясь разобраться в хаотичной картине. Я знала, что на его лице кровь, но передо мной спина Истона. Я не должна видеть красного на спине Истона. Но я видела. Так много красного… Просачивалось сквозь его рубашку.

Ты испорченный товар, малышка, — слова пытались затащить меня обратно в кошмар.

Неполноценная, неполноценная, неполноценная…

Почему у Истона шла кровь?

— Я помню ту ночь, когда впервые увидел тебя. Ты была несокрушима.

Мои легкие сжались.

Несокрушима.

Несокрушима.

Несокрушима.

Кулак с волосатыми костяшками столкнулся с животом, так много красного, что Истон согнулся пополам. Он отшатнулся назад, натыкаясь на матрас, прежде чем медленно выпрямился. Монстр приблизился к нему, и я увидела, как Истон заколебался. Его поза нетвердая, походка шаткая.

Ты никто, ничто, ничтожество…

— Ты самое потрясающее создание, которое я когда-либо видел.

Мое сердце стучало у меня в ушах. Глаза защипало от печали и замешательства.

Истон…

Мой взгляд скользнул к ковру, где солнечные лучи как раз подчеркивали упавший нож. Он отливал серебром под красным, так много красного. Я протянула руку, чтобы коснуться зазубренных краев, врезавшихся в мою кожу.

П-Р-О-Д-А-Н-О.

Снова и снова он повторял это слово, вырезая его. Боль от раны — ничто по сравнению с вечным звучанием его голоса, врезающимся в мой мозг, и я задалась вопросом, что из этого было более постоянным.