Лжец на кушетке

Особенно трудно Маршал переносил ночи. Теперь он мог уснуть только при помощи сильного снотворного. Днем он только и делал, что вновь и вновь прокручивал в памяти каждую минуту, проведенную с Макондо. Иногда он блуждал в дебрях воспоминаний в поисках зацепок, иногда проигрывал в своем воображении сцены мести, где он поджидал Питера в лесу и избивал его до потери сознания, а иногда просто лежал без сна, бичуя себя за глупость и представляя, как счастливые Питер и Адриана мчатся на своем новом «Порше» стоимостью девяносто тысяч долларов.

Дни были не легче. Последствия приема снотворного, несмотря на две выпитые чашки эспрессо, ощущались до полудня, и Маршалу нужно было приложить максимум усилий, чтобы провести сеансы с дневными пациентами. Он снова и снова представлял себе, как выходит из роли психотерапевта. Ему хотелось сказать: «Перестань скулить» или «Ты не можешь уснуть в течение часа? И это ты называешь бессонницей? Да я полночи глаз не сомкнул!» Или «Итак, через десять лет ты опять встретил Милдред в бакалее и снова у тебя возникло это волшебное чувство, эта вспышечка желания, укольчик страха. Тоже мне! Дай-ка я расскажу тебе, что такое боль!»

Тем не менее Маршал продолжал работать, гордясь тем, что большинство терапевтов в таком состоянии давно бы уже закатили истерику и ушли бы на больничный. Терпение и труд, напомнил он себе, все перетрут. Так что час за часом, день за днем, он всасывал боль и исторгал ее наружу.

Только две вещи удерживали Маршала на плаву. Во-первых, жажда мести; он проверял автоответчик несколько раз в день в надежде, что кто-нибудь откликнулся на его объявление в «Новостях психиатрии», что наконец-то он найдет след, который приведет его к Питеру. И во-вторых, визиты к адвокату. За пару часов до встречи с Кэрол он не мог думать ни о чем больше; он обдумывал, что скажет ей, вел с ней мысленные беседы. Иногда при мысли о Кэрол глаза его наполнялись слезами благодарности. Каждый раз, покидая ее кабинет, он чувствовал, что ему стало еще немного легче. Он не анализировал причину возникновения столь глубоких чувств к Кэрол — это его не волновало. Скоро ему перестало хватать еженедельных встреч — он хотел видеть ее два, три раза в неделю или даже каждый день.

Запросы Маршала настораживали Кэрол. Скоро она исчерпала все свои возможности и как адвокат уже ничего не могла ему предложить, не знала, как помочь его горю. В конце концов она решила, что лучший способ сдержать клятву доброй самаритянки — посоветовать ему обратиться к психотерапевту. Но Маршал не согласился.

«Я не могу обратиться к психотерапевту по той же самой причине: я не могу допустить публичной огласки. У меня слишком много врагов».

«Вы считаете, что терапевт не обеспечит вам конфиденциальность?»

«Нет, дело не столько в конфиденциальности, сколько в видимости, — ответил Маршал. — Вы должны понимать, что терапевт, который сможет мне помочь, должен быть профессиональным психоаналитиком».

«То есть, — перебила его Кэрол, — вы хотите сказать, что вам может помочь только психоанализ, и никакой другой психотерапевтический подход?»

«Миссис… Вы не возражаете, если мы будем обращаться друг к другу по имени? Миссис Астрид и доктор Стрейдер — это так чопорно, так формально, особенно если учесть глубоко личный характер нашего общения».

Кэрол кивнула в знак согласия, вспомнив, однако, как Джесс говорил, что единственное, что ему не нравилось в бывшем терапевте, — его формализм в общении: когда Джесс предложил ему называть друг друга по имени, он неодобрительно фыркнул и потребовал, чтобы Джесс называл его доктором.

«Кэрол… да, так лучше… скажите честно: вы можете представить меня, консультирующегося у какого-нибудь шарлатана? У какого-нибудь специалиста по прошлым жизням, или у того, кто будет рисовать на портативной доске диаграммы «родитель — взрослый — ребенок», или у какого-нибудь сопляка-когнитивиста, который будет пытаться перестроить стиль моего мышления?»

«Хорошо, предположим, что эффективен только психоанализ. А теперь продолжим: почему вы не можете пойти на это?»

«Я знаю всех здешних психоаналитиков и уверен, что среди них нет ни одного, который мог бы занять необходимую нейтральную позицию по отношению ко мне. Я слишком успешен, слишком амбициозен. Ни для кого не секрет, что я планирую стать президентом Института психоанализа «Golden Gate» и имею виды на лидерство в национальной ассоциации».

«То есть проблема в зависти и конкуренции?»

«Разумеется. Как психоаналитик сможет остаться терапевтически нейтральным по отношению ко мне? Все знакомые мне терапевты будут втайне торжествовать, злорадствовать из-за постигшей меня трагедии. Возможно, на их месте я поступил бы так же. Всем нравится наблюдать за падением сильнейших. К тому же пойдет слух, что я посещаю психотерапевта, — через месяц об этом узнают все в городе».

«Каким образом?»

«Это нельзя скрыть. Офисы психоаналитиков располагаются в одних и тех же зданиях, буквально через стенку. Кто-нибудь увидит меня в приемной».