Лживая весна

После этого жизнь стала бесконечной чередой сражений за существование. Где-то весной 1921-го года Хольгер нашел первую после демобилизации постоянную работу. К этому времени Железный крест и потертая военная форма прочно стали показателями профнепригодности для, непонятно на чем разжиревших за годы Войны, фабричных магнатов. Однако Хольгеру удалось устроиться помощником мясника. Господин Шулленберг принял Вюнша на тяжелую и низкооплачиваемую работу, когда у Хольгера в кошеле лежала последняя бумажка.

Потом, когда деньги, выпущенные в начале месяца, к его концу не стоили и бумаги, на которой были напечатаны, и валялись на улицах, Хольгер имел хотя бы постоянный паек, причем мясной, и крышу над головой. «Ух… проклятая халупа» – содрогнулся он при воспоминании о той дыре. Так и прожил Вюнш до 1924-го года, пока Рурские шахтеры боролись с французской оккупацией, Капп пытался захватить Берлин, а нацисты шли на пулеметы в Мюнхене.

Einigkeit und Recht und Freiheit

f"ur das deutsche Vaterland!

Danach lasst uns alle streben

br"uderlich mit Herz und Hand!…²³

А в 24-м Хольгеру повезло. Неожиданно и очень сильно, прямо как на фронте. Он встретил на улице гауптмана²⁴ Цорна. Когда гауптман, получивший у солдат за длинную шею и общий облик прозвище «Гусь», обратился к Вюншу, тот даже не сразу его узнал.

После Войны Цорн, как и многие, оказался на перепутье, но ему помогло то, что его брат работал в полиции в Касселе. «Во времена беспорядка, люди, поддерживающие порядок, в большой цене» – так объяснил Цорн Хольгеру свое решение стать полицейским. К 24-му году гауптман в отставке Цорн, дорос до звания оберкомиссара полиции Шлезвига-Гольштейна. «А ты хочешь снова послужить Германии, Счастливчик?» – спросил Цорн в дрянной пивной рядом с тогдашней берлогой Вюнша в тот же вечер. Хольгер очень хотел.

EinigkeitundRechtundFreiheit

sind des Gl"uckes Unterpfand;

bl"uh im Glanze dieses Gl"uckes,

bl"uhe, deutsches Vaterland!²⁵

Через три года упорной работы он сдал экзамены на комиссара и ушел с улиц. Сразу же после этого Хольгер перебрался из ветреного, прибрежного Киля в более теплую Баварию, в Мюнхен.

Последние шесть лет сливались у Вюнша в одно целое. Тяжелая, местами отвратительная работа, которая, наконец-то, достойно оплачивалась и давала ему то, чего он никогда во взрослой жизни не имел – благополучие. Были и свои трудности, например: полтора месяца назад преступник при задержании ударил Вюнша ножом в левое плечо, скорее всего, целил в сердце – не попал. Хольгеру пришлось долго потом объяснять перепуганному Ковачу и врачам, почему он смеется и никак не может перестать – Вюнш получил первое серьезное ранение в своей жизни.

«Песнь немцев» закончилась, а в голове Хольгера все крутилась последняя строчка «…bl"uhe, deutsches Vaterland».

- Проклятый хитрец Калле! «А где ты был в 22-м году?» Вот поэтому он и начальник: один вопрос и теперь я голову себе разобью, лишь бы раскрыть это дело!

Из радиоприемника заиграла «Песня Хорста Весселя», написанная погибшим несколько лет назад штурмовиком, но Вюнш уже ее не слышал – он провалился в глубокий сон без сновидений.

Глава 5

Несколько первых шагов

Следующим утром Хольгер вошел в здание Управления, когда стрелки его часов показывали без пятнадцати минут восемь. Сегодня ему нужно было быть на общем брифинге, где Калле расскажет следователям криминальной полиции о происшествиях, новых делах и распределит их среди детективов. Но прежде чем отправиться на брифинг, Вюншу нужно было провести одну важную беседу.

– Пауль, а вы же здесь давно работаете…

– Так точно, с 1912-го года, оберкомиссар Вюнш.

Хольгер был изрядно удивлен этому обстоятельству. Он знал, что Пауль был такой же важной частью этого здания, как несущие стены и переборки, поддерживающие крышу, но не думал, что речь идет о столь давних временах. Впрочем, это было ему на руку.

– Тогда, вы, должно быть, помните следователя по имени Рейнгрубер?

– Конечно, помню, оберкомиссар Вюнш.

– Я сейчас работаю с одним делом и мне очень нужен господин Рейнгрубер для… консультации по этому делу. Вы не знаете, где я могу его найти?

– Всего с одним… – будто про себя протянул Пауль. – Простите, но где господин Рейнгрубер сейчас – я не знаю. Он ушел на пенсию в 26-м году ровно за год до вашего прихода, и больше я его не видел. Но, говоря откровенно, я бы не стал рассчитывать на консультацию господина Рейнгрубера, даже если вам удастся его найти.

– Отчего же, Пауль?

– Дело в том, что господин Рейнгрубер – как бы сказать? – ушел не в лучшей форме.

– Вы имеете в виду возраст?

Слышать, что возраст может быть оправданием для ухода на пенсию от Пауля, было не просто странно, а по-настоящему нелепо.