Лживый брак

– Верю. Я верю тебе, но, если ты права, если Уилл тот, кто спустил курок, это значит, что он виновен в куда более серьезном преступлении, чем просто хищение. Учитывая, что никто из полицейских не стрелял, смерть Корбана будет считаться убийством. И они бросят на поиски убийцы все свои силы.

Из-за всего, что произошло этой ночью, из-за того, что мне приходилось постоянно контролировать свои эмоции, не давая то одной, то другой вырваться наружу, будто играю в какую-то сумасшедшую версию игры «Замочи крота», я плохо соображаю, и до меня не сразу доходит смысл его слов. Но когда это происходит, когда я оцениваю серьезность сказанного, подпрыгиваю на сиденье, и в голосе снова начинают звучать истерические нотки.

– Но это неправильно! Уилл убил Корбана, потому что иначе Корбан убил бы меня.

– Айрис, Корбан не был вооружен.

– И что? Люди способны убивать голыми руками, особенно если у них такие ручищи, как у Корбана. А Уилл знал его. Он знал, на что тот способен.

– Успокойся. Я на твоей стороне, помнишь? И я чертовски рад, что кто-то пристрелил этого ублюдка прежде, чем он тронул тебя хотя бы пальцем, но тебе надо успокоиться и подумать, из чего исходит полиция. Особенно когда они узнают, что Корбан пришел за деньгами. Это дает Уиллу мотив. Поэтому Уилл его убил.

Меня вдруг охватывает какое-то тяжелое и неприятное чувство, и я понимаю, что это разочарование. Глупо. А ради чего, я думала, Уилл едет домой? Чтобы извиниться и молить меня о прощении, чтобы я нашла возможность его простить, чтобы мы помирились и стали жить дальше, как будто ничего не произошло? В дополнение ко всей той лжи и предательству со стороны Уилла, которые разрушили наш брак, пять миллионов долларов еще не нашлись, а теперь еще этот человек – пугающий, отвратительный, ужасный – убит. И ничего невозможно вернуть назад.

Эван смотрит мне через плечо и замолкает. Я поворачиваюсь на сиденье и вижу детектива Джонсон, которая стоит на крыльце, наблюдая за нами.

– Она полна подозрений, – замечает Эван, встречаясь со мной взглядом. – Что бы ты ей ни сказала, она во всем будет искать нестыковки.

– Ты предлагаешь мне лгать?

– Черт, нет, конечно. Я предлагаю тебе очень хорошо подумать, что именно ты ей скажешь.

Я кошусь на него, думая, что во многом это одно и то же.

– У тебя мало времени. – Видимо, детектив Джонсон подает ему какой-то знак, потому что он кивает через мое плечо. – Послушай, я буду ссылаться на эмоциональное истощение и шок, посмотрим, может быть, мне удастся отложить главные вопросы на день или два, но сегодня тебе все равно придется дать показания. Прежде чем отпустить тебя, она захочет узнать суть.

Я вздыхаю, пытаясь привести в порядок мысли, но их слишком много, а я слишком устала. От переутомления я стала медлительной, словно клетки мозга плавают в сортовом сиропе. Я окидываю голову на подголовник и закрываю глаза, всего на секунду.

Теплая ладонь накрывает мое запястье.

– Айрис, ты меня слышишь?

– Я слышала тебя. – Я открываю глаза и вздыхаю, берясь за ручку двери. – Давай покончим с этим…

Когда знаешь, как искать, вычислить ложь очень просто. По суетливым жестам, внезапным движениям головой или иногда, когда человек слишком себя контролирует, наоборот, по отсутствию каких-либо движений. По тому, как меняется дыхание, или если человек выдает слишком много информации, повторяя фразы и сообщая ненужные подробности. По тому, как он меняет положение ног, прикладывает руку ко рту или к горлу. Это основы психологии, физические сигналы, что тело не согласно со словами, которые произносит рот.

Поэтому, когда детектив Джонсон спрашивает меня о том, какие отношения были у меня с Корбаном Хейзом, я отвечаю с абсолютно спокойным лицом:

– Он был приятелем Уилла по спортивному залу.

Мы втроем стоим на подъездной дорожке, мы с Эваном вплотную друг к другу, детектив Джонсон что-то стремительно записывает у себя в блокноте. Собаки наконец успокоились, но воздух холодный, и на улице многолюдно.

Журналисты уже узнали о вечерней драме. Их фургоны выстроились у обочины, спутниковые тарелки развернуты к небу. С десяток репортеров расположились перед ними, нацелив камеры и микрофоны на мой газон. Эван загораживает меня большим телом, стараясь сделать все возможное, чтобы мое лицо не попало в сводки утренних новостей.

Но детектив Джонсон их словно не замечает.

– В котором часу он пришел?

– Около десяти. – Мой голос звучит ровно, дыхание уверенное, и я отвечаю только на заданный вопрос. Ни слова больше, ни слова меньше.

– Почему он оставался в доме так долго?

– Потому что ему пришла в голову сумасшедшая идея, что мой муж жив. Он заявил, что Уилл должен ему деньги.

Она вскидывает бровь при слове «сумасшедшая».

– В прошлый четверг, когда приходили ко мне, чтобы подать заявление, вы были с этим согласны. Когда я спросила вас, уверены ли вы в том, что ваш муж был в том самолете, вы ответили «нет». Вы тоже думали, что, возможно, он все еще жив.

– В последние две недели было слишком много эмоций.

Говорить правду, но обтекаемую, – вот ключ к искусству лжи.