Лживый брак

Я быстро показываю ей мою карточку из Лейк-Форест и завожу ту же песню, но она машет рукой прежде, чем я успеваю закончить первое предложение.

– Облом, а я и правда надеялась, что вы рекрутеры. Только шестьдесят два процента наших выпускников получают приглашения в колледж, и, если мы не поднимем этот показатель еще на десять процентов до конца учебного года, я проведу лето за стрижкой газонов. Ну да ладно, могу я что-то сделать для вас, ребята?

– Нам нужна копия старого школьного альбома – за 1999 год, ну, или, может, на год-два раньше.

– Кого вы ищете?

– Моего мужа. – Я подавляю жгучую боль, отчего, я знаю, выражение моего лица становится мягче. – Его звали Уилл Гриффит.

Услышав, что я говорю в прошедшем времени, она приподнимает бровь, но воздерживается от расспросов. Она выходит из-за стойки, жестом приглашая нас следовать за ней направо, туда, где за светлым и просторным читальным залом высятся темные громады стеллажей.

– Я, кстати, Индия.

– Я – Айрис, а это мой брат Дэйв. Спасибо вам за помощь, Индия.

– Без проблем. – Она идет быстро – ее мотоциклетные сапоги глухо топают по ветхому ковру, – не переставая говорить через плечо.

– Хэнкок открыл свои двери в 1920-х годах, но первый альбом появился не раньше 1937 года. Я думаю, что столько времени им понадобилось, чтобы собрать сами-знаете-что. До этого в школе всего-то было двенадцать комнат да сотни две учеников, большинство из которых были евреи, японцы да итальянцы. – Она показывает на дальнюю стену, всю увешанную фотографиями в рамках, десятки выпускных классов, целое море коричневых и покрытых загаром лиц, среди которых только иногда мелькают белые.

Я останавливаюсь и начинаю искать среди них класс выпуска 1999 года. Фотография слишком высоко, чтобы я могла разглядеть Уилла, но расовый состав учеников на ней такой же, как и на остальных, – темного больше, чем светлого.

Индия резко сворачивает вправо и останавливается перед полкой, заставленной журналами в твердых бордовых переплетах, многие из которых склеены скотчем.

– Какой год, вы сказали, вас интересует?

– Выпускной класс 1999.

– Ах да, верно. В тот год мы получили нашу первую национальную стипендию, наша футбольная команда выиграла чемпионат штата, а лопнувшая труба затопила спортивный зал как раз посреди матча по баскетболу. – В ответ на наши удивленные взгляды она только пожимает плечом: – Я неофициальный историк нашей школы. Это как-то само собой началось с работы в библиотеке. Так…

Она ведет ногтем, покрытым черным лаком, по корешкам, пока не находит нужный, вытаскивает его и подает мне:

– Вот. Там в углу есть пара столов. Можете не торопиться. Я покараулю.

Дэйв благодарит ее, и я трясущимися руками несу альбом к столу, стоящему в конце стеллажей. Альбом оформлен в классическом стиле девяностых годов. Жирные золотые буквы и силуэт дикой кошки на коричневом атласе, и тут несколько кусочков «Чекс Микс» перемещаются из желудка вверх по пищеводу. Я сую альбом брату.

– Не могу. Давай ты.

Мы садимся, и, пока Дэйв листает страницы альбома, я изучаю граффити, нацарапанные шариковой ручкой на крышке стола. Он останавливается на развороте с фотографиями выпускников, цветные снимки мальчиков и девочек в бордовых шапочках и мантиях, яркие золотые кисточки болтаются у смеющихся лиц.

И только Уилл, единственное белое лицо на странице, не улыбается.

– Прости, Айрис. Это он. – Дэйв разворачивает альбом так, чтобы мне было видно. – Уильям Мэтью Гриффит.

Все верно, это Уилл. Волосы у него здесь более светлые и лицо худощавое, но глаза знакомы мне до боли. Видеть его там – здесь, в школьном альбоме – жестокий удар для меня.

Я прижимаю руку к животу, пытаясь унять тошноту, и стараюсь осознать, что мне теперь известно.

– Ну что ж, теперь ясно, что история про детство в Мемфисе была враньем.

– Мы этого не знаем. Возможно, он переехал сюда только в выпускном классе, – говорит Дэйв, изображая из себя адвоката дьявола. – Подожди, дай я просмотрю более ранние годы.

Он вскакивает со стула и направляется к стеллажам.

Но фотографии Уилла обнаруживаются и в других альбомах, и на всех трех он хмурится в камеру, чего ни разу не делал при мне, даже когда наш обратный рейс из Канкуна задерживали пять раз за двенадцать часов.

Дэйв кладет руку на спинку моего стула и наклоняется, чтобы получше рассмотреть фотографии.

– Почему он выглядит таким сердитым?

– Потому что он таким и был. Отец умер, мать была больна. Она умерла, когда он перешел в одиннадцатый класс. Помимо учебы в школе и необходимости ухаживать за матерью, он работал на двух работах, крутился по дому и оплачивал счета. – Пока я произношу все это, мне голову приходит, что и эта информация полностью или частично тоже может быть ложью. – По крайней мере, так он всегда утверждал.

Дэйв опускается на стул и снова берет в руки альбом 1999 года, в котором Уилл закончил школу. Он тычет пальцем в пустое место под фотографией Уилла.