Несмотря на катастрофу, к которой привел немецкий народ Гитлер, образ фюрера до сих пор остается притягательным для неонацистов. Только во второй половине XX столетия несколько потускнело сияние величия Наполеона для французов. А ведь Бонапарт в ходе развязанных им войн, каждого третьего француза старше 15 лет превратил в калеку или в бездыханный труп на полях бесконечных сражений. Неонацисты же просто отсекают в своем сознании тот факт, что фюрер своими авантюрами обратил всю Германию в жалкие руины. А бонапартисты никогда не хотели вспоминать, что парижане с ликованием встречали Александра I как освободителя Франции от власти «корсиканского чудовища». Дело в том, что Наполеон, Сталин, Гитлер дали возможность своим сподвижникам почувствовать себя непобедимыми — хозяевами жизни, ни перед кем не ответственными, кроме своего повелителя. Причем, в своей основной массе, эти сподвижники вышли из придонных глубин общества, из босяков и маргинальных групп, и ни в каком ином обществе они не достигли бы столь высоких постов в качестве государственных деятелей, законодателей — вершителей судеб миллионов людей. Вот почему они, а также их потомки демонстрируют столь искренний, столь безоглядный фанатизм, столь пылкую до самозабвения преданность своему кумиру.
На фоне Наполеона и Гитлера, потерпевших сокрушительное поражение в войнах, Сталин выглядит неоспоримым героем-победителем. А героев, как известно, не судят! И многие разрушенные в Великую Отечественную войну города обрели статус городов-героев. И тысячи храбрых воинов были награждены золотыми Звездами Героев. И тысячи беспризорников в годы его правления стали партфункционерами, кинорежиссерами, писателями, генералами, начальниками главков и других ведомств. Многим из этих выдвиженцев как раз и посвящаются ныне памятные доски и барельефы. Если за мумией Ленина выстроилась шеренга урн, вмонтированных в кремлевскую стену, то за призраком Сталина стоят бесконечные шеренги увечных и казненных «врагов народа» вперемешку с увековеченными и награжденными энтузиастами строительства коммунизма.
Как-то между государем императором Николаем II и его премьер-министром Столыпиным состоялся примечательный разговор, касающийся этико-моральных сторон властвования в России. Вкратце содержание этого разговора можно передать следующим образом. Николая II волновало состояние исполнительской дисциплины на разных уровнях управления империей, а также беспокоили всплески недовольства властью в различных губерниях страны и в столицах. И премьер соглашался с тем, что необходимо «подтягивать вожжи», изолировать смутьянов, активизируя при этом дух предпринимательской инициативы. Но оба государственных мужа были единодушны в том, что служивый слой общества (придворные, чиновничество, офицеры) в своих поступках и решениях должны не столь опасаться наказаний и взысканий за свои вольные или невольные проступки и провинности, сколько руководствоваться в своих действиях христианскими заповедями и придерживаться представлениями о дворянской чести. И тогда государь поинтересовался: «А, если я Вам поручу во имя моих интересов или интересов России совершить нечто такое, что идет вразрез с Вашими представлениями о чести?». И Столыпин ответил, что не сможет исполнить это поручение. А государь воскликнул: «Но ведь Вы приносили мне присягу!». Столыпин парировал: «Честь выше присяги». Тогда государь обнял своего премьера и сказал: «Ответ, достойный государственного мужа». Оба были растроганы этим откровенным разговором, касающимся фундаментальных представлений власть имущими в Российской империи о позволительном и недопустимом. Оба впоследствии были убиты людьми, придерживающимися иных воззрений на человека и на государство.