Читаем Лживый век полностью

Нет такой мерзости, такого кощунства и таких безобразий, которые бы не совершили эти начальники, начиная с первых комиссаров. И нет таких законов в советском и постсоветском государстве, которые бы квалифицировали эти гадости в качестве преступлений. Сменяющиеся атаманы сами инициируют так называемые «чистки», дабы не захлебнуться в канализационных стоках, и чтобы править в окружении «своих людей». Первородный грех марксизма заключается во вседозволенности, которой достойны носители этой человеконенавистнической идеологии, но вседозволенности, санкционированной вождем. Ленин находил оправдания своим злодеяниям в сочинениях Маркса или Энгельса, Сталин — в «творческом наследии» ленинизма. Последующие хлопобуды будут отвергать «сталинский опыт правления», но превозносить Ильича. Когда Ильич предстал перед обществом в обличье наймита кайзеровской Германии, вновь стал востребованным образ Сталина.

Примечательнее другое. Тысячи бюстов, памятников Ленину по-прежнему высятся на площадях и оживленных перекрестках, тысячи улиц и проспектов носят его имя. Почитающие «вечно живого» вождя люди (Ленин называл Россию дерьмом, опять же апеллируя к авторитету классиков марксизма, которые относили всех славян к «историческому навозу Европы») именуют себя патриотами. Словоблудие у них в крови, а обскурантизм возведен в степень добродетели. Не менее «патриотично» настроены и сталинисты. Но со Сталиным еще сложнее. Ни одного даже глухого переулка не носит его имя. А между тем, призрак Хозяина бродит по этим городам, заглядывая во все закоулки. Этот призрак настойчиво напоминает о себе в самых разных местах и сообществах. Ведь Ленин только начал крупномасштабный передел, многое не успел. А в эпоху Сталина окончательно сформировался слой начальства. Среди лиц, причислявших себя к «авангарду всего прогрессивного человечества», сложился определенный строй мышления, специфический набор поведенческих реакций. И вот этот строй мышления, эти поведенческие реакции стали воспроизводиться из поколения в поколение новыми начальниками вопреки «чисткам», десталинизации, вопреки разоблачениям публицистов и откровениям тех, кто выпал из номенклатурного ряда.

За целый век в стране так и не сложилось особого архитектурного стиля, нет своего стиля и в кинематографе, в музыке и даже в носимой одежде. А вот стиль правления оформился. Этот стиль во многом определяет характер внутривластных отношений. А также отношений между власть предержащими и остальным обществом, и еще — отношений между отдельными группами внутри общества. Конечно, при каждом новом властителе поводы для арестов тысяч людей и содержания их под стражей менялись. То «плохое» социальное происхождение тому служило причиной, то пресловутые 10 колосков, унесенные с колхозного поля изголодавшимися селянами, то тунеядство…. Но везде почерк «управляющих воздействий» весьма схож. И в годы разгула демократии, либерализации общественной жизни и десакрализации властных институтов мы наблюдали более чем знакомое явление: тюрьмы распирались изнутри постоянно прибывающими бедолагами, укравшими с лотков булку или батон колбасы, а в это время активисты перестройки делили в кабинетах национальные богатства страны, обрекая миллионы людей на прозябание в хронической нищете и на вымирание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное